Дело побежденного бронтозавра

Лавочник в ужасе затряс головой и вцепился руками в седую шевелюру. Он не скажет им, он не может, иначе японцы убьют его дочку, его сокровище, его драгоценную Дину!

Ганцзалин и Загорский обменялись хмурыми взглядами.

— Слушайте, — веско сказал Нестор Васильевич, — я понимаю, вам страшно. И страх ваш имеет основания. Однако я обещаю вам, что то, что вы мне сейчас скажете, останется между нами. Об этом будете знать только вы, я и мой помощник, и больше никто. Ни один жандарм, ни одна живая душа об этом никогда не узнает, это я вам обещаю клятвенно.

Но лавочник только тряс в ужасе головой: нет-нет, это невозможно, он не скажет! Загорский вздохнул. Насколько он понимает, господин Зильбер вдовец?

— Да, — сказал пораженный Зильбер, — кто вам сказал?

Статский советник отмахнулся — нет ничего проще. Однако вот он о чем просит подумать Исаака Моисеевича. Он, Загорский, конечно, оставит его в покое и не будет тревожить. Но жандармы рано или поздно им заинтересуются. И с ними никакого разговора у Зильбера, разумеется, не выйдет. Его просто возьмут под микитки и в лучшем случае посадят в тюрьму. Вопрос: кто позаботится о его малолетней дочери?

Зильбер заморгал глазами.

— Нет, конечно, у вас могут быть родственники или добрые друзья, которые возьмут девочку под опеку, — продолжал статский советник. — Однако это значит, что все равно она будет жить, по сути, у чужих людей. А разве этого хотели бы вы для своей дочери? Я полагаю, что вы бы хотели на склоне лет жить с ней рядом, смотреть, как она растет и хорошеет, увидеть, как встанет она под хупу́[5], а если повезет, то и внуков понянчить. Если жандармы возьмут вас за шпионаж, обо всем этом придется забыть, ваших оправданий никто слушать не станет.

— Он прав, — неожиданно заметил Ганцзалин, — тысячу раз прав.

Старый еврей снова схватился за голову и закачался взад и вперед. Конечно, добрые господа говорят все верно, но что делать ему? Что могут они предложить, чтобы оградить его и его маленькую Дину от кровожадных японцев?

— У меня тут довольно широкие полномочия, — сказал Нестор Васильевич, — а возможности мои еще шире. Так вот, я обещаю вам, что мы отправим вас с дочкой дальше, на запад Российской империи, туда, где вас никто не знает и куда не достигает рука японской разведки. Я устрою так, что тамошняя администрация выдаст вам льготный кредит, и вы сможете начать новое торговое дело на новом месте. В полной, я повторяю, в полной безопасности.

Зильбер посмотрел на Ганцзалина, как бы ища подтверждения словам Загорского. Губы его дрожали.

— Поклянитесь, что ваш хозяин говорит правду!

— Он говорит правду, — твердо отвечал китаец.

Лавочник думал несколько секунд, потом махнул рукой. Хорошо-хорошо, если господин советник обещает их спасти, то старый Исаак тоже все им расскажет. Во всяком случае, все, что знает. К нему действительно время от времени заходят агенты и составляют сообщения для своего начальства… Обычно сообщения эти запечатаны, так что он, Зильбер, не должен знать, что в них скрывается. Но есть одна деталь: сообщения эти запечатаны совсем просто, так что можно незаметно их открыть и потом очень аккуратно запечатать снова.

— Вы уже так делали? — с интересом спросил статский советник.

Разумеется, он так делал — и не раз притом!

— Видишь, Ганцзалин, перед нами живое подтверждение старой мудрости, что любопытство не порок, — засмеялся Нестор Васильевич.

Но торговец неожиданно запротестовал. Нет-нет, его неправильно поняли. Он не из любопытства это делал, а из предосторожности. Вдруг в этих донесениях было что-то, что касалось его и его дочери! Он совершенно обязан был это знать.

— Конечно, — согласился Загорский, — в этом не может быть никаких сомнений.

Между прочим, однажды эта привычка господина Зильбера спасла жизнь многим людям. В очередном донесении он прочитал о планах взорвать корабельные доки Владивостока. И хотя он фактически японский агент, но в душе он по-прежнему русский подданный и хороший, в сущности, человек. И, хотите верьте, хотите нет, но он не мог попустить свершиться такому ужасному преступлению!

— И что же вы сделали? — спросил Загорский с любопытством. — Вы ведь не могли просто взять и пойти в жандармерию.

Конечно, он не мог, иначе пришлось бы объяснять, откуда ему известны планы японцев. Однако он мог написать жандармам анонимное письмо, где изложил бесчеловечные планы шпионов. И он таки написал это письмо, и отправил его, и взрывы были предотвращены.

— Что ж, — сказал статский советник, — вы сделали доброе дело и, я полагаю, в значительной мере искупили тем свою вину.

Зильбер кивнул: он тоже на это надеется. Однако это все дела прошлые. А сегодня пришло одно сообщение, которое Зильбер тоже успел вскрыть, а потом снова запечатал. И сообщение это гласило…

— Вы действительно сможете меня переправить в безопасное место? — перебил сам себя Зильбер, бросив пугливый взгляд в сторону улицы.

— Разумеется, смогу, — отвечал Нестор Васильевич, — я ведь обещал.