Дело побежденного бронтозавра

Но шпион не был бы шпионом, если бы он на этом успокоился. Инстинкт подсказывал ему, что за ним кто-то только что шел. Шел, шел — и вдруг исчез? Дело, согласитесь, довольно подозрительное. И потому, пройдя еще сотню саженей и оказавшись в тени, где его не могли видеть люди, стоявшие на свету, он снова оглянулся…

И вновь никого не увидел!

Возможно, конечно, что интуиция его обманула. Так иногда бывает и с опытными разведчиками, а он был всего только китаец, на скорую руку обученный и проинструктированный в шпионской школе в Инько́у, которую японцы открыли перед самым началом войны. Десять офицеров и сорок унтер-офицеров круглые сутки обучали там китайцев и корейцев премудростям разведывательного искусства. Ученики делились на два класса: на тех, кто знал русский язык, и тех, кто его не знал. Знавшие русский язык, разумеется, были куда полезнее, и потому им платили в месяц двести иен, то есть около ста американских долларов. Те же, кто русского языка не знал, получали не больше сорока иен в месяц, то есть около двадцати долларов. Но даже и двадцать долларов в месяц были большими деньгами для китайских ремесленников и крестьян, из которых в основном и вербовались японские агенты.

Китаец, за которым следили Загорский и Ганцзалин, знал русский язык. Более того, он не был крестьянином, он был бывшим приказчиком и главой маленькой агентурной сети. После окончания школы в его подчинение отдали пять человек, которые должны были помогать ему в решении разных шпионских и подрывных задач. Непосредственно над ним стоял только японский резидент, тот самый Пятнадцатый, который был разоблачен Загорским, но который предпочел взрезать себе горло, чем сотрудничать с русскими жандармами.

Звали нашего китайца Е Вэнь, хозяин его магазина разорился, свободных мест в китайских лавках не было, и он с горя пошел в услужение в японское заведение. Там его быстро уловили в свои сети рекрутеры, и он оказался в разведывательной школе. Здесь Е Вэнь проявил недюжинные способности, был выделен руководством среди прочих и с началом войны после дополнительной подготовки направлен во Владивосток.

Резонно было бы, конечно, спросить, не мучила ли его совесть из-за того, что он теперь работал на извечных врагов Китая — японцев? Скажем прямо, совесть его совершенно не мучила. Во-первых, как считают многие иностранцы, никакой такой особенной совести у китайцев не существует, у них есть только стыд и потеря лица. Однако потеря лица наступает только в тот момент, когда тебя поймали на чем-то неблаговидном и публично в этом обвинили. Но кто же поймает японского шпиона, ведь о его шпионстве знают только другие такие же шпионы, а у них, как всем понятно, у самих рыльце в пушку. Это, как мы уже говорили, во-первых. Во-вторых, в данный момент Япония воевала не с Китаем, а с Россией, а Россия, как сказал бы знаток пословиц Ганцзалин, Е Вэню не шьет и не порет.

Что, по-вашему, должен был делать бедный приказчик, оказавшись на улице? Неужели умереть с голоду? Нет, конечно, потому что за гробом бедных людей не ждет ничего хорошего, если не считать князя ада Янь-вана, которого называть хорошим тоже язык не поворачивается. Разумеется, он с гораздо большим удовольствием послужил бы России и русской армии, вот только Россия почему-то не спешила принять на службу бедного китайца, очевидно полагая, что все и так должны ей служить, притом совершенно бесплатно.

Одним словом, стечение этих странных и печальных обстоятельств привело к тому, что Е Вэнь, выполняя шпионское задание, быстро шел теперь по темным улицам Владивостока, преследуемый по пятам Загорским и Ганцзалином. Помня об инструкции, он несколько раз быстро оборачивался, но никого у себя за спиной так и не увидел.

Желая удостовериться, что ему ничто не угрожает, Е Вэнь даже вытянул из складок одежды небольшой веер и обмахнулся им. Веер этот был не простой, в одно из его ребер было вделано небольшое зеркальце, через которое можно было разглядеть все, что творится за спиной. Но за спиной его плыла бархатная приморская ночь, и, насколько можно было увидеть, в ночи этой не происходило ничего подозрительного…

— Мы как япошки, — прошептал Ганцзалин, бесшумно перемахивая с крыши на крышу и тут же сгибаясь, чтобы его не заметили с земли.

Одноэтажные городские домишки тут стояли вплотную, так что переходить с одного на другой было очень удобно. Человек же, за которым они следили, осматривал дорогу, но не догадывался, что преследователи идут за ним поверху.

— Япошки? — удивился Загорский, который передвигался рядом в таком же согнутом положении. — Что ты имеешь в виду?

— Ниндзя, — объяснил помощник, — сино́би. Крадемся и скачем во тьме, того и гляди в кого-нибудь сюрикэ́ном метнем.

— Ты напрасно говоришь о ниндзя в уничижительном тоне, — укорил его статский советник. — Ты, верно, забыл, что я хоть и недолгое время, но обучался у знаменитого синоби Ватана́бэ-сенсея.

Китаец пробурчал, что ничего он не забыл. А если уж вспоминать о ниндзя, то в первую очередь стоит вспомнить о том, что законная жена Загорского и есть эта самая ниндзя.