Дело побежденного бронтозавра

— На самом деле, куда им ехать ночью, — пробурчал Ганцзалин. — Может быть, просто вызвать жандарма, пусть охраняет их до утра…

Нестор Васильевич негромко отвечал ему, что это совершенно недостаточно. Судя по тому, с каким размахом действует Шиманский, остается только удивляться, что с Зильбером еще ничего не произошло.

Торговец еще немного посопротивлялся, но скорее по инерции, потом пошел за дочкой. Он скрылся за дверями, ведущими в жилую часть дома, и спустя несколько секунд оттуда раздался ужасный крик.

— Дина! — кричал Зильбер. — Дина-а-а-а!

Это был не крик человека, это был вой раненой волчицы. Казалось, от него сотряслись стены в доме. Загорский и Ганцзалин ринулись вслед за Зильбером.

Глазам их представилось ошеломляющее зрелище. Посреди большой комнаты, очевидно представлявшей собой спальню, стоял на коленях старый еврей. Большой топчан в углу комнаты рядом со старинным красного дерева шкафом оказался застелен, однако стоявшая тут же маленькая детская кроватка была взбаламучена, как будто лежавший на ней ребенок из последних сил отбивался от ночного кошмара, который неожиданно застал его посреди сна.

Лицо Зильбера было перекошено отчаянием, он запрокинул голову к потолку и потрясал зажатым в руке детским башмачком.

— Доченька! Доченька… Ди-и-на-а-а-а!

Глава восьмая. Ведьма и девочка

Статский советник обладал чрезвычайно устойчивой нервной системой, однако эту ночь он провел без сна.

Впрочем, ночь оказалась совсем короткой. Пока они с грехом пополам успокоили несчастного Зильбера, пока доставили его в жандармскую команду, пока поговорили со штабс-ротмистром, которого для такого случая вызвали на службу прямо из дома, ночи осталось всего пара часов.

— Что значит — временно поселить у нас? — изумился Палеев. — У нас тут, простите, не гостиница и не постоялый двор даже, у нас тут жандармерия. Это, может быть, у вас в Санкт-Петербурге любой и всякий может разгуливать в жандармском отделении, у нас же присутствие посторонних строжайшим образом регламентировано. Без существенных оснований мы их даже на порог не пускаем, а не то чтобы в камеру сажать.

Загорский отвечал, что основания имеются, и основания весьма весомые. Однако ночь неудач, похоже, продолжалась. Покладистый, в общем, штабс-ротмистр, неожиданно заупрямился и наотрез отказался брать перепуганного лавочника под свое крыло.

Статский советник почувствовал, как в нем начинает закипать ярость, но тут же обуздал себя. Еще не хватало осложнять свою и без того нелегкую миссию конфликтом с местными жандармами.

— В таком случае я прошу вас взять господина Зильбера под стражу в связи с подозрением в государственной измене, — проговорил он, глядя поверх головы Палеева.

Тот посмотрел на него изумленно. В государственной измене? И в каком же, простите, виде случилась эта измена?

— В виде шпионажа, — сухо отвечал статский советник.

Штабс-ротмистр отвечал, что в таком случае им следует завести дело и начать его расследовать. Господин статский советник должен довести до их сведения свои подозрения и предоставить имеющиеся факты…

— Я уже начал свое собственное расследование, — высокомерно проговорил Загорский, — и собираю факты. От вас же требуется обеспечить сохранность подозреваемого — так, чтобы он никуда не сбежал, пока не будет изобличен или, напротив, отпущен за недостатком улик.

Штабс-ротмистр некоторое время смотрел на него совершенно рыбьим, ничего не выражающим взглядом, и лишь ус его слегка дергался от раздражения.

— Должен сказать, господин статский советник, что вы умеете ссориться с людьми, — процедил он наконец. — Впрочем, выданное вам предписание, видимо, позволяет вам…

— Я сам знаю, что мне позволяет предписание, — перебил его Загорский. — Я руководствуюсь не предписаниями, а государственными интересами. Засим, господин штабс-ротмистр, позвольте откланяться.

С этими словами он развернулся и вышел вон…

* * *

Сейчас же, проворочавшись в гостиничной постели часа полтора, Нестор Васильевич наконец увидел, как в окне занимается желто-синий рассвет — такой необычный оттенок природному явлению придавало слияние солнца и темно-фиолетовых туч. Впрочем, статскому советнику было сейчас не до пейзажных красот. Он сел на кровати и прислушался.

Помощник располагался тут же в номере, на второй кровати всего в полутора саженях от него, однако обычного ночного посапывания оттуда не доносилось.

— Не спишь? — спросил Нестор Васильевич.

Кровать Ганцзалина скрипнула.

— Думаю, — совершенно бодрым голосом отвечал тот.

— О чем?

— О том, кто мог нас выдать Шиманскому.

— И что надумал? — полюбопытствовал статский советник.

Помощник отвечал, что сначала он грешил на Зильбера, который решил усидеть на двух стульях сразу. Однако тот все время был в лавке под их присмотром, и кроме китайца-гонца никто к нему не заходил. Гонец же оторвался от них не больше чем на минуту. Правда, за это время он вполне мог сообщить Шиманскому, что за ним следят, а тот — убить его.