Помощник пообещал немедленно выкурить зловредного толстяка из его убежища, после чего взял метлу и стал черенком барабанить по корыту. Несчастный лапшичник выдержал всего только полминуты, потом, полуоглохший, покорно полез наружу.
Ганцзалин помог ему подняться, после чего устремил на него один из самых ужасных своих взглядов. Бедняга под этим взглядом задрожал как осиновый лист, все жиры его заколебались, словно желе. Он теперь с мольбой глядел на Загорского, который хоть и был заморским чертом, однако выглядел куда добрее, чем его косой компатриот.
— Луски яцзык не говоли… — забормотал китаец, — не понимай…
— Ничего страшного, — отвечал Загорский по-китайски, — в этом нет необходимости. Мы прекрасно побеседуем на языке Поднебесной.
Глядя в его прозрачные зелено-карие, как океанская глубь, глаза, лапшичник содрогнулся и замер, словно кролик перед удавом.
Устав плакать, маленькая Дина уснула прямо на рваной циновке. Рядом с девочкой валялась засаленная полосатая тряпичная кукла, больше всего похожая на старый носок, из которого она и была сделана. Если бы в этот миг ребенка увидел ее отец, господин Зильбер, он бы наверняка решил, что Дина попала в пещеру к сказочному людоеду. Однако это была не совсем пещера, скорее выкопанная в холме большая землянка.
Тесное это, не более двух квадратных саженей, место не было просто узилищем, как могло показаться на первый взгляд. Это был дом старухи Фа Юнь, выкопанный ей еще до того, как началась война между заморскими дьяволами и поддельными заморскими дьяволами, то есть русскими и японцами. Выражение «поддельный заморский дьявол» услышала она от китайских школьников, пробегавших мимо ее дома и остановившихся на минутку поговорить, даже не подозревая, что рядом расположена нора старой побирушки, которая, как сказочная ведьма, жадно навострила уши, слушая мальчишек.
Не то чтобы Фа Юнь ловила и ела детей — это и при китайской власти не очень-то поощрялось, а уж русские и вовсе запретили такое под страхом смертной казни, — просто от природы она была крайне любопытна.
Один китайчонок, стоявший в паре шагов от хорошо замаскированного входа в землянку, рассказывал другому, что у них в старой школе преподавал один учитель. Сам он был китаец, однако оканчивал японский университет, очень этим гордился и одевался как настоящий японец, то есть заморский дьявол. Но поскольку он все-таки не был настоящим японцем, а был китайцем, школьники между собой стали звать его «поддельный заморский дьявол». А старуха Фа Юнь решила, что имя это вполне подходит и для всех настоящих японцев.
Впрочем, Фа Юнь одинаково не любила всех заморских дьяволов, что поддельных, что настоящих. Поэтому, когда к ней явился Малыш Кун и предложил подержать у себя дома маленького дьяволенка женского пола, а за это обещал ей заплатить целый рубль, она, конечно, кобениться не стала. Времена нынче военные, тяжелые, не каждый день и пару копеек заработаешь, а тут сразу рубль!
Ребенок оказался не просто дьявольским, а к тому же еще и юта́йцзы — еврейчонком. Впрочем, это было бы даже хорошо, если бы девчонка была чуть постарше. Каждый китаец знает, что нет на свете людей более оборотистых, чем евреи. Хочешь научиться торговать — учись у еврея. Хочешь научиться покупать — учись у еврея. Хочешь разбогатеть — учись у еврея.
Фа Юнь была бы совсем не против поучиться у еврея и сменить рубище попрошайки на наряд богатой дамы, вот только какой нормальный еврей будет учить своему хитрому ремеслу нищую китайскую старуху? Говорят, впрочем, что евреи одарены талантом к торговле с рождения и даже маленький ребенок у них способен по части финансов заткнуть за пояс взрослого китайского торговца.
Как всякий глубоко невежественный человек, Фа Юнь полагала, что есть набор простых методов, зная которые можно сразу стать богатым. Особенное место в числе этих методов занимала математика. И хотя Фа Юнь знала два действия арифметики — вычитание и сложение, но этого явно было недостаточно, чтобы разбогатеть.
Когда утром ей доставили маленькую Ди-На, которая рыдала от страха, Фа Юнь, желая ее успокоить, вытащила завернутый в ветхую тряпицу замусоленный леденец и сунула его девчонке, примерно так же, как младенцу суют соску — прямо в рот. Однако личико ребенка исказилось от ужаса и отвращения, и она немедленно выплюнула леденец на землю.
Старуха разразилась проклятиями и даже замахнулась на глупого дьяволенка, но бить все-таки не стала. Судя по красной шелковой пижаме, которую она носила, Ди-На была из богатой семьи, а значит, ела немыслимые яства. Само собой, занюханный леденец вызвал у нее одни гадливые чувства.
Фа Юнь подобрала упавший леденец, вытерла его о штаны и, шепча ругательства, которые маленькой девочке, очевидно, казались заклинаниями, снова завернула его в тряпицу. Потом села напротив девчонки и грозным голосом спросила, сколько ей лет.
Ди-На вопроса не поняла — судя по всему, китайского языка она не знала совсем. Ладно, перейдем на русский. Фа Юнь ткнула себя указательным пальцем в нос и пронзительно крикнула:
— Я!