Дело побежденного бронтозавра

Но это, конечно, не сразу, не прямо сейчас. Ее маленькая учительница сказала, что нужно время. Что ж, время у них есть, много времени. Ди-На еще совсем маленькая и проживет много лет, а сама Фа Юнь хоть и старая, но крепкая, тоже умрет не завтра и не через год. Впереди у них много-много счастливых дней, когда Ди-На будет учить ее науке, а Фа Юнь передаст ей свой жизненный опыт, богатый и страшный, а потому чрезвычайно ценный.

Она так увлеклась, что пропустила миг, когда захрустел гравий возле ее норы — старуха сама когда-то насыпала его из предосторожности. Вслед за тем вход в землянку перегородила какая-то огромная фигура, заслонив собою солнечный свет.

Старуха сразу поняла, что это заморские дьяволы выследили ее и пришли забрать ее дорогую, ее бесценную Ди-На. Но нет, она не отдаст ее, они ведь не прошли еще даже всю таблицу умножения, не говоря о делении и дробях! Сначала свет науки, потом уже все остальное!

Старуха ощерилась, прикрывая собой ребенка, и зашипела так грозно, что любой заморский дьявол, если, конечно, он был в своем уме, поостерегся бы соваться в ее логово. Увы, это оказался не дьявол. Спустя мгновение в землянку ее, согнувшись в три погибели, пролез Малыш Кун. Лукавый его бандитский глаз смотрел сегодня крайне хмуро.

Хотя Малыш Кун имел тот же фамильный иероглиф, что и наставник десяти тысяч поколений Конфуций, менее благородного мужа надо было еще поискать. Он был жулик, вор, мошенник, а теперь еще и японцам продался. Об этом Фа Юнь знала совершенно доподлинно, потому что Малыш Кун как-то предложил и ей помогать ему и работать на японцев.

— Ты, — сказал, — целыми днями пасешься на улицах, глаз у тебя зоркий, приметливый, все видит. К тому же старую ведьму никто не заподозрит.

Однако цену за труд Малыш Кун предложил такую ничтожную, что Фа Юнь отказалась сразу, не раздумывая. Такие деньги можно было заработать за неделю честным попрошайничеством, не якшаясь с японцами. Да, впрочем, если бы и больше дали, и тогда бы она сто раз подумала. Войны японцев с русскими — это борьба одних дьяволов с другими, китайцам от этого никакой выгоды, один урон.

Однако Малыш Кун не отказался от мысли склонить старуху на свою сторону и время от времени обращался к ней за разными мелкими услугами, которые даже был готов оплачивать. Вот и в этот раз он притащил Ди-На в мешке, как поросенка, просил ее спрятать до поры до времени и плату предложил неожиданно щедрую — целый рубль.

— Как дела? — спросил Малыш Кун.

Старуха отвечала, что все в порядке, девочке с ней хорошо.

Однако Малыш Кун почему-то не обрадовался такому заявлению. Он сказал, что русские жандармы взяли лапшичника Ли, а лапшичник Ли знает, что они укрыли девчонку у старухи Фа Юнь. Так что придется забрать ее и спрятать в другом месте.

Фа Юнь думала совсем недолго, минуту или две. Потом покачала головой.

— Нет, — сказала она, — я не отдам тебе Ди-На. Я сама ее спрячу в надежном месте.

Малыш Кун побагровел от злобы. Старая ведьма не понимает, что говорит. Девчонку надо как можно быстрее увезти отсюда, иначе скоро здесь будут русские. Пусть-ка посторонится, он заберет Ди-На.

И Малыш Кун раскрыл свой мешок. Увидев мешок, девочка отчаянно закричала. Старуха затопала ногами и стала изрыгать страшные проклятия — опешивший Кун поначалу даже попятился.

— Это не твоя собственность, — заговорил он, собравшись с мыслями. — Мы передали тебе девчонку на хранение, мы тебе щедро заплатили. Японский господин будет недоволен такой строптивостью, он взыщет с тебя, старая ведьма!

— Провались ты со своим японским господином прямо в зубы князю ада Янь-вану! — завопила старуха. — Вот, забирай свой рубль и проваливай, девчонку я вам не отдам.

И она швырнула рубль прямо в морду Малыша Куна.

— Ладно, — сказал тот, подбирая рубль, — ладно…

Он как будто бы совсем собрался уходить, но старуха знала его подлую натуру и следила за ним сияющим огненным глазом. Предчувствие ее не обмануло — вместо того, чтобы пойти к выходу, Кун быстро, как кобра, бросился на Фа Юнь.

Старуха вильнула, словно мангуст, и, уклонившись от удара, впилась противнику прямо в физиономию, целя большими пальцами в глаза. Он взвыл и покатился по земле, ударился спиной о глиняную стену, зарычал. На лице его осталось несколько красных полос от ногтей старухи, кровь сгущалась в маленьких ранках и багровыми каплями катилась по щекам.

— Беги, — хрипло сказала Фа Юнь девочке, вынимая из лохмотьев короткий заржавленный нож, — беги быстро!

Сказано это было по-китайски, но Дина все поняла. Опрометью бросилась она к лазу, который заменял тут входные двери, однако Малыш Кун, перекатившись, успел схватить ее за ногу. Ребенок повалился на землю, забился в ужасе, закричал…

— Молчи, тварь! — прошипел Малыш Кун, подтягивая ее к себе, словно он был удав, а она — маленькая мышка. В руке его змеиным жалом блеснул клинок.

Глава девятая. Китаец с русской душой

Лапшичник Ли знал совсем немного. Ганцзалин, правда, поначалу в этом усомнился, но, произведя сеанс устрашения, вынужден был все-таки отступить перед очевидным.