— Если уж человек не знает, его хоть на части режь — ничего не скажет, — сообщил он Загорскому.
Нестор Васильевич согласился: знает он немного, но для начала пусть расскажет хотя бы то, что знает.
Сам лапшичник связи с японским резидентом не имел, лично знал только некоего Малыша Куна. Он предупредил Малыша, а тот, вероятно, своего хозяина.
Ганцзалин скорчил рожу: ерунда какая-то. Но статский советник с ним не согласился. Ему почему-то казалось, что лапшичник знает кое-что еще.
После того как помощник пообещал выбить пленнику все зубы, а потом выдернуть кишки через рот, лапшичник как будто бы дрогнул. Он залился горючими слезами и сказал, что знает, где Кун прячет дочку лавочника Зильбера. Он даже может рассказать, где это место, только, пожалуйста, пусть они его больше не бьют, зубов и так немного, тридцать-сорок от силы.
— Нет, — сурово сказал Загорский, — не надо нам ничего рассказывать, просто проведи нас туда.
Лапшичник заохал: ведь если Малыш Кун узнает, что он выдал место, он его не пощадит. И это не говоря уже о том, что лапшичник не сможет получить свои тридцать иен.
— Тридцать иен, значит? — поднял брови Нестор Васильевич. — Очень похоже на тридцать сребреников. Вероятно, тот, кто назначал ему содержание, знал историю Иуды. А это значит, что среди местных агентов действует европеец или американец.
— Или просто совпадение, — буркнул Ганцзалин.
Статский советник не стал спорить с помощником, но, обратив свой взор на лапшичника, повторил свой приказ лично показать, где они прячут дочку Зильбера.
— Господин хочет моей смерти! — взмолился лапшичник Ли.
Однако Ганцзалин не стал входить в детали. По его мнению, во рту господина Ли оставалось еще слишком много зубов. А много зубов — это прямой вред для десен. Иногда врачи прямо советуют проредить зубной ряд, выбив, ну, скажем, каждый второй зуб. Впрочем, ему не очень хочется марать кулаки о грязные зубы лапшичника, поэтому придется взять камень.
Крупный булыжник в руке Ганцзалина подействовал лучше всяких уговоров — господин Ли немедленно согласился поучаствовать в поисковой операции.
Наняв извозчика, Загорский, Ганцзалин и господин Ли отправились за город, где, по словам лапшичника, и прятали сейчас маленькую дочку Зильбера в доме старухи Фа Юнь.
Белый от страха лапшичник спросил, нельзя ли ему лечь на дно повозки, чтобы его не увидели раньше времени японские шпионы. Разрешение это было благосклонно даровано ему статским советником, и он тут же распластался на дне, словно толстый пестрый ковер.
— Любопытно, зачем японцам дочка Зильбера? — задумчиво спросил Нестор Васильевич. Извозчик был русским, так что они вполне свободно переговаривались по-китайски, не боясь, что их поймут.
Вопрос Загорского был задан как будто бы в никуда, однако лапшичник живо на него ответил. По его словам выходило, что старый еврей сделался предателем. К несчастью для японцев, он слишком много знал и представлял опасность для всей владивостокской шпионской сети. Дочь его украли, чтобы замкнуть ему уста. Пока он знает, что дочь его в руках японцев, он будет молчать, как убитый.
Статский советник пожал плечами: в таком случае проще было убить самого Зильбера, к чему возиться с девчонкой. Они так и хотели, объяснил лапшичник, однако, когда они проникли в дом с заднего хода, туда же со стороны магазина вошли господин Загорский и его замечательный помощник. Понимая, что с такими врагами им не справиться, похитители решили хотя бы украсть ребенка, чтобы замкнуть уста Зильберу.
— Сколько же времени они намерены ее держать? — спросил Ганцзалин.
Пока не перестроят работу и всю сеть. Возможно, часть агентов, которых знает Зильбер, переправят в другие города и на железнодорожные станции, вместо них приедут другие, с которыми лавочник незнаком. Когда же сеть частично заменят, дочка Зильбера будет уже не нужна, и ее можно будет убить.
Статский советник нахмурился. Убить? Что за бессмысленная жестокость? Чем виноват ребенок?
Лапшичник отвечал, что ребенок ничем не виноват, просто он уже будет не нужен. Что же, зря его кормить?
Ганцзалин с яростью посмотрел на лежавшего на дне повозки лапшичника и спросил у статского советника, можно ли его пнуть по голове ботинком? Нестор Васильевич, однако, запретил ему это делать. Экстраординарные поступки, по его словам, диктуются экстраординарными же обстоятельствами. Бить человека можно лишь в крайних случаях и тогда, когда есть надежда этим изменить его природу. Есть ли надежда посредством побоев изменить природу господина Ли? Если нет, то, значит, и говорить не о чем.
Надо сказать, что дом, а точнее, нора старухи Фа Юнь оказалась совсем недалеко от города, и уже довольно скоро они достигли нужного места. Загорский попросил извозчика подождать, а сами они вышли из экипажа и огляделись по сторонам. Невысокие холмы в некотором отдалении от дороги казались совершенно дикими. Статский советник вынужден был согласиться, что, если не знать, что внутри кто-то прячется, догадаться об этом самому совершенно невозможно.