Дело побежденного бронтозавра

— Да бог с ним, с конвоем, и черт с ним, с поручиком! — взбудораженный Ухач вскочил с дивана и заходил взад и вперед по комнате. — Дело обстоит гораздо хуже. Проклятый статский советник заподозрил, что вы, господин Иоселиани, состоите в сговоре с хунхузами…

— Дурак он, твой статский советник, — засмеялся грузин. — Это не я с ними в сговоре, это ты с ними в сговоре.

— Да черт бы вас побрал, господин абрек! — вспылил полковник. — Мне надоело слушать это ваше тыканье, научитесь вы когда-нибудь говорить цивилизованно?

Иоселиани обиженно отвечал, что Кавказ известен своим гостеприимством, там всем говорят «ты».

— Гостеприимство тут ни при чем, всему виной — неизбывное хамство, — отвечал Ухач, но, заметив, что глаза собеседника загорелись нехорошим огнем, махнул рукой. — Ладно, пес с ним. Главная трудность сейчас в том, что все наше предприятие под угрозой. Больше того скажу, под угрозой наша с вами жизнь и благополучие. Если господин Загорский доберется до наших негоций, нам такое устроят, что сказать противно. Трибунал — самое меньшее, что нам грозит!

Собеседник заявил, что раз так, этого статского советника надо просто побыстрее отсюда спровадить. А он, Иоселиани, пока тихо посидит дома и носа наружу высовывать не будет.

— Если бы! — скрипнул зубами полковник. — Если бы только так было можно. Но Загорский потребовал у меня, чтобы я вас арестовал и заключил под стражу. И он намерен нынче же вас допросить. Слышите — нынче же!

Грузин, усмехнувшись, отвечал, что ничего он не скажет. Полковник пожал плечами: а ничего говорить и не нужно. Загорский припрет его к стене, а потом вызовет жандармов. Жандармы увезут господина Иоселиани во Владивосток, а то и прямо в столицу. И там уж за него возьмутся всерьез. Или он думает, что в России перевелись заплечных дел мастера?

— Ничего я не думаю, — угрюмо отвечал грузин. — Если он такой страшный, этот Загорский, я могу пока убежать в лес. Есть тут рядом избушка охотников за женьшенем…

— Уж больно вы хитры, господин башибузук! — полковник прищурил глаз и погрозил ему пальцем. — Вы сбежите, а подозрение естественным образом падет на меня. Нет уж, я на это пойти не могу.

— Тогда что делать? — грузин смотрел угрюмо.

— Видимо… — начал полковник, но тут ему почудилось, что скрипнула дверь в сенях. Он умолк, подошел к двери, выглянул в сени, никого там не увидел, прикрыл дверь поплотнее, вернулся в горницу. Снова заговорил, понизив голос: — Видимо, любезнейший Мераб, вам придется вспомнить свою прежнюю специальность…

Абрек смотрел на него непонимающе: какую прежнюю специальность?

— Специальность душегуба! — отчеканил Ухач.

Иоселиани нахмурился: он вспоминать ничего не будет, снова на каторгу ему неохота.

— На каторгу вы пойдете как пить дать, — посулил ему полковник. — Пойдете на каторгу, если Загорский доберется до жандармского управления. А может и хуже выйти: военно-полевой суд — и расстрел. Как вам такое понравится?

Видя, что собеседник находится в мрачном раздумье, он решил его подбодрить.

— Да вы не бойтесь! Никого убивать не придется. Это будет, ну, скажем, несчастный случай.

— Несчастный случай? — переспросил грузин. — Медведь, что ли, нападет?

Полковник отвечал, что медведя организовать будет трудно. Во-первых, Загорский вооружен, во-вторых, с ним все время рядом его помощник, пугающего вида китаец Ганцзалин. Тут лучше было бы задействовать неуправляемую стихию, поскольку с нее, как известно, взятки гладки.

— А если дело сорвется и все откроется? — спросил Иоселиани.

Не откроется, отвечал полковник. Сражение при Шахэ́ Куропаткину выиграть не удалось, так что нынче вечером они оставляют здешнюю дислокацию и перемещаются севернее на пятьдесят верст. Таким образом, ночью они уже будут далеко отсюда, и операция их не может быть раскрыта.

Но для начала неплохо бы отвлечь внимание господина статского советника. А лучшее отвлечение, как известно, — развлечение.

Иоселиани, услышав это, понимающе улыбнулся. Полковник Ухач-Огорович слыл знатным эпикурейцем. Даже сюда, в лесную глушь, обозы из Владивостока доставляли французское шампанское, устриц на льду и девиц для пиров и увеселений. Смутные слухи об этих пирах тревожили умы армейских офицеров на передовой, однако полковник был ловок, имел нужные связи, и слухи утихали сами собой, не провоцируя проверок и инспекций, которые так не любил Николай Александрович.

* * *

Спустя недолгое время полковник уже стучался в дверь дома, где разместились Загорский с помощником. Открыл ему сам статский советник. Вид у него был несколько удивленный.

— А, это вы, — сказал он. — Я почему-то думал, что принесли ужин.

— Ужин готовится, — с приятной улыбкой отвечал полковник. — А пока суд да дело, не угодно ли вам будет познакомиться с нашим скромным разведочным бытом?

— Скромный разведочный быт? — Загорский поднял брови.

— О да, — загадочно ответствовал Ухач-Огорович, — чрезвычайно скромный быт русской армейской разведки.