Он дал команду перейти с шага на рысь, и сотня китайских всадников, словно огромная черная змея, помчалась друг за другом по лесной тропинке. Чем ближе они были к лагерю, тем сильнее полыхало пламя. Но почему же не слышно выстрелов, недоумевал Чжан Чжэн-юань, неужели японцы застали русских врасплох и всех перерезали? Непохоже, что тут был бой…
В сопровождении ординарца он подскакал к большому пылающему дому, увидел, что дверь его приперта бревном.
— Тут совершилось преступление, — сказал он Ло Гао, — кого-то явно хотели убить, иначе зачем припирать дверь горящего дома бревном снаружи?
— Если там кто-то есть, он наверняка уже мертв, — отвечал ординарец. — Смотрите, как полыхает!
— Это мы сейчас проверим, — отвечал командир.
Ординарец пытался его уговаривать, но Чжан Чжэн-юань не зря считался среди своих бойцов самым храбрым человеком на свете.
— Если там есть живые, я их спасу, — сказал он. — Если там только мертвые, я исполню свой долг и вытащу их тела.
С этими словами он вынул из кармана платок, щедро оросил его водой из фляги и обвязал им лицо, оставив только глаза.
— Ну, — сказал он, — времени мало, пора идти!
Его бойцы уже оттащили бревно, которым была подперта дверь снаружи. К счастью, эта сторона дома была еще почти не охвачена огнем, командир рванул на себя дверь и решительно вступил внутрь. Ординарец глядел ему вслед со смешанным чувством осуждения и восхищения. На подобную дерзость не решился бы никто из всего отряда «Пинтуй», командира не зря звали Чжан Смельчак.
Когда дверь в дом распахнулась, в него ворвался порыв холодного ветра и на несколько секунд почти рассеял черный дым внутри. Чжан оглядел дом: медленно тлела одна из кроватей, на которую упал кусок кровли, там и сям огонь нехотя лизал участки пола, но людей внутри не было. Это было странно, конечно: если внутри никого нет, зачем было подпирать дверь бревном? Впрочем, долго думать не приходилось; раз людей в доме нет, и ему тоже делать тут нечего — того и гляди свалится на голову огнедышащий кусок кровли, пожалуй, что и сам загоришься.
Чжан попятился, нащупывая рукой дверь позади себя, но тут взгляд его упал на тлеющий предмет, в котором китаец не без труда опознал очертания дорожного саквояжа. Это тоже показалось ему удивительным. Если внутри нет людей, то откуда здесь взялся саквояж?
— Командир! — снаружи донесся обеспокоенный голос ординарца. — Командир, вы живы? Нужно уходить, крыша может обвалиться.
Что ж, уходить так уходить, нет времени разгадывать чужие загадки, которые его, Чжан Чжэн-юаня, и вовсе не касаются. Он быстро повернулся к двери, но, перед тем как выбраться наружу, боковым зрением ощутил что-то странное. Как будто что-то скользнуло по его глазу, что-то необычное. Чжан быстро повернул голову влево и разглядел на двери уборной предмет, удивительно похожий на галстук… Да нет, он не был похож на галстук, это и был синий галстук, из тех, что так любят носить европейцы, по своей собственной воле завязывая эту ритуальную удавку у себя на шее. Вот только почему он висит на ручке двери, ведь это, кажется, совершенно неподходящее для него место?
Чжан почувствовал, что у него запершило в горле — дом снова стал наполняться облаками удушливого черного дыма. Времени думать не было, он сделал шаг и ударил ногой в дверь уборной. Она распахнулась на удивление легко. Внутри на полу скорчились два почерневших от копоти тела…
Спустя минуту тела Ганцзалина и Загорского уже лежали на улице среди пихт, слабо озаренные холодным светом ночных звезд. Бойцы Чжан Чжэн-юаня оттащили их подальше от горящего дома, молча смотрели на закопченные неподвижные лица.
С командира тем временем стащили ссохшиеся от жара куртку и штаны, по которым бегали мелкие искорки, облили его опаленные волосы водой, он переоделся прямо тут, на улице. К нему подошел ординарец, Чжан Чжэн-юань посмотрел на него вопросительно.
— Мертвы, — доложил тот бесстрастно. — Не дышат.
Командир замер, глядел на ординарца неподвижно, ничего не отражалось в его черных глазах.
— Оба? — спросил он наконец.
Ло Гао кивнул — оба. И европеец, и китаец. Чжан Чжэн-юань нахмурился.
— Это те, с кем мы должны были встретиться, — проговорил он негромко. — Те, ради кого был создан наш отряд «Пинтуй», — Цзагоси и его помощник Ганцзалин. Мы опоздали совсем немного. Теперь весь наш поход лишен смысла. Придется возвращаться назад.
Ло Гао печально помолчал, потом взглянул на командира: что делать с телами?
— Заберем с собой, — отвечал командир, потом оглядел черные окрестности и, кажется, передумал. — Нет, не заберем, сейчас еще слишком тепло. Разумнее похоронить их прямо здесь. Земля тут сухая и уже холодная, они хорошо сохранятся. Возьмем только документы, отдадим Цзи Фэнтаю, чтобы он передал их русским. Цзагоси был большой человек. Если русские захотят, они вернутся, выкопают его тело, положат в ящик со льдом и доставят домой. Пусть бойцы сколотят два гроба. Похороним их прямо в лесу.
Ординарец кивнул. Потом оглядел темнеющие деревья.
— Здесь был лагерь русских, — сказал он. — Совсем недавно. Но они почему-то уехали. Почему?