Дело Саввы Морозова

– В лакеи меня переведите, – попросила Ника.

Морозов в задумчивости почесал подбородок. Ну, может быть, и в лакеи. А кто у него в камердинерах будет?

– А я и буду, – отвечала Ника. – Я все то же буду делать, только одеваться вы будете сами. Или, если хотите, одевайтесь при мне, а я отворачиваться буду.

– Нет уж, – сказал Морозов решительно, – одеваться буду сам. Остальное пока оставим как есть, а там видно будет.

Она от радости обняла его, прижалась к груди мокрым носом.

– Спасибо, Савва Тимофеевич. Я вас все равно буду любить, но не так, как обычно, а… – Ника подняла глаза к потолку, вспоминая сложное слово и наконец по слогам выговорила: – Пла-то-нически.

– Ладно, – сказал Морозов, почему-то засмеявшись, – хоть Сократом назови, только цикуту не лей. Выздоравливай, Никанор.

И, посмеиваясь, вышел вон. А Ника, хоть и не поняла последней его фразы, повалилась на кровать совершенно счастливая. Вот так агент Вероника Шульц, кто скажет после этого, что она плохой детектив? По краю ходила, на грани провала, но сумела вывернуться. Но, конечно, спасибо Савве Тимофеевичу, хороший оказался дядька, не воспользовался ее слабостью. Кто-то, но уж никак не мануфактур-советник мог бы стать героем ее девичьих грез.

В мечтах виделся ей кто-то совсем другой: если не рыцарь на белом коне, то кто-то одновременно сильный и изящный, кто-то красивый, кто-то такой, которого можно было бы полюбить не за деньги, а за него самого. Ну вот, например, статский советник Загорский. Но Загорский, кажется, и вовсе ее за женщину не принимает. Но это ничего. Вода камень точит. Если выполнит она это свое задание наилучшим образом, Загорский, очень может быть, еще взглянет на агента Веронику Шульц совсем другими глазами.

Глава десятая. Опровергнутый Шекспир

Благодаря телефону с полковником Саввичем Ганцзалин снесся довольно быстро. Тот даже крякнул, услышав, что Нестор Васильевич сидит в участке по подозрению в убийстве.

– Вечно у вас не понос, так золотуха, – сказал он недовольно. – То вы девицу вытаскиваете, которую в убийстве обвиняют, то сам Нестор Васильевич в уголовном деле фигурирует. Если так дальше пойдет, в чем вас в следующий раз заподозрят? В покушении на государя императора?

Ганцзалин отвечал, что этого никак не может быть, потому что его господин ни на кого впустую не покушается: если уж решил убить – убьет и, как говорится, охулки на руку не положит. А уж убийство Его Императорского Величества в их планы совершенно не входит. Но вообще его высокоблагородие прав – времена наступают трудные. А все с того началось, что мстительные большевики решили убить его господина, который верой и правдой служит отчизне и жизнь свою за нее готов положить…

– Ну, хорошо, хорошо, – полковник на том конце провода явно поморщился, – героический характер вашего господина мне отлично известен. Постараюсь вытащить статского советника Загорского из каталажки как можно скорее.

– Спасибо, господин полковник, Бог вас не забудет, свинья не съест, – прочувствованно проговорил Ганцзалин и повесил трубку.

Вскоре после этого он уже встречал Загорского возле участка. Тот был явно собой недоволен.

– Мы стареем, друг мой, – заметил он Ганцзалину. – Выпустили из рук убийцу, попали в полицейский участок…

– Это вы стареете, – уточнил китаец. – Я-то ни в какой участок не попадал. Вы, кстати сказать, вполне могли выпрыгнуть в окно следом за мной.

Нестор Васильевич отвечал, что прыжки из окон – это фантастика в духе Герберта Уэллса и что никуда он не мог выпрыгнуть при всем желании. Есть правила приличия, которые не терпят, чтобы статские советники сигали из окон по первому побуждению, да к тому же публично. Впрочем, главное, что помешало ему выпрыгнуть в окно, – это интуиция. Как выяснилось, за ними подглядывала соседка покойной Терпсихоровой. Если бы они сбежали оба, их бы стали искать и в конце концов, вероятно, нашли бы. В таком случае им было бы гораздо сложнее объяснить свое бегство с места преступления.

– К чему этот разговор? – наконец не выдержал Ганцзалин.

Разговор этот к тому, объяснил Нестор Васильевич, что время они потеряли, а вместе со временем, вероятно, потеряли убийцу. Впрочем, у них есть основания полагать, что к делу может иметь отношение пылкий поклонник Терпсихоровой, тот самый Мисаил Оганезов. Следовательно, для начала стоит поискать в этом направлении. Фамилия среди московских армян довольно распространенная, зато имя редкое. Так что, если имя это настоящее, найти господина Оганезова будет несложно.

– Найти и покарать, – добавил Ганцзалин сурово.

– Тебе барышня понравилась? – догадался Нестор Васильевич. – Не спорю, барышня трогательная. Вот только не могу взять в толк, зачем бы ее убивать? Впрочем, может быть, наши сомнения разрешит сам господин Оганезов?

Загорский оказался прав: Оганезовых в Москве было множество, но Мисаилом среди них звался только один. Жил он в Орехово-Зуеве, в общежитии, построенном для рабочих Никольской мануфактуры.