Дело Саввы Морозова

– Да кому ты нужна, лягушка, – отвечал он. – Ты просто посиди тут несколько часов, это для дела нужна.

– Какого еще дела?

– Хозяина спасти, – убедительно пророкотал Тихон. – Он не в себе сейчас, ему покой нужен…

– А я тут при чем?! – Она все прикидывала, как бы обойти ей огромную тушу дворецкого да вырваться из каморки.

Вид у Тихона неожиданно сделался виноватым.

– Не могу я тебе всего сказать, – пробормотал он. – Одно знаю – нужно тебе тут пару часиков посидеть, от этого всем только лучше будет. А больше ничего не спрашивай.

Она поняла, что времени у нее нет совсем, если она не вырвется сейчас, то не вырвется никогда и так и закончит жизнь свою здесь, в сумрачном подвале.

– А-а-а-а-а! – заверещала она так, что у самой в ушах зазвенело, и ласточкой бросилась вниз, чтобы проскочить у него между ног.

Но Тихон, несмотря на свои размеры, оказался неожиданно расторопен и ухватил ее рукой за рубашонку. И тут же, не теряя времени попусту, с маху уселся на нее всей своей бегемотовой тушей.

Ника услышала, как под страшной тяжестью хрустнули ее ребрышки, и глаза заволокла спасительная тьма…

Глава восемнадцатая. Багровый призрак

День 13 мая 1905 года выдался в Канне на диво теплым и ласковым. Легкий ветерок обдувал пальмы, солнце, как это бывает на юге Франции перед купальным сезоном, казалось, заливало своим светом весь подлунный мир, и не было уголка, куда бы не достигло оно своими благодатными лучами. Лучи эти отражались от морской глади и как будто возвращались обратно в небеса, делая солнечное сияние почти нестерпимым. Правда, само море в мае тут было еще холодным, так что, хотя загорающие уже расположились на берегу в достаточном количестве, мало кто решался окунуться в воду, а если и находились такие рахметовцы[13], то, нырнув пару раз с головой, они выскакивали, как ошпаренные, и с замирающим сердцем мчались обратно на берег, где блаженно разваливались на лежаках и полотенцах, грея под теплыми лучами оледеневшие от воды бока, спину и грудь.

Отель «Рояль» располагался почти на берегу, отделенный от моря расстоянием в какую-нибудь сотню аршин. Игравший во дворе духовой оркестр слышен был и на пляже, его низкие басы распространялись по воздуху даже над водой, нигде не встречая себе никаких препятствий.

По набережной не торопясь гуляли редкие пока еще отдыхающие, среди которых большинство составляли русские подданные. Морозов и Зинаида Григорьевна сидели на набережной. На столике перед ними стояли тарелки с сэндвичами и два бокала с вином.

– Все же, может быть, тебе не пить сейчас? – осторожно сказала жена, с некоторой тревогой глядя на неожиданно веселого Савву Тимофеевича. – Ты же знаешь, доктор Селивановский не одобряет.

– Пес с ним, с Селивановским, – отвечал мануфактур-советник. – В кои-то веки у меня хорошее настроение, когда и выпить, как не сейчас?

Зинаида Григорьевна заметила, что лекарства нельзя мешать со спиртным. Савва Тимофеевич отвечал, что в таком случае он похерит лекарства, да и вообще, довольно говорить о хворях, говорить надо о чем-нибудь хорошем.

Он с величайшим удовольствием отпил из бокала, откинулся на стуле, повернул голову налево, провожал глазами идущих мимо отдыхающих.

– Кругом русская речь, – сказал он, – как будто бы никуда и не уезжали.

– Тебе нравится Канн? – спросила она чуть более суетливо, чем ей бы самой хотелось. – Если хочешь, мы могли бы переехать сюда насовсем или хотя бы пожить тут подольше.

– А дело, Зинушка? – спросил он, переводя глаза на море. – Кто будет управлять мануфактурой, если я поселюсь в месте светлом, месте злачном, месте покойном?

Жена отвечала, что есть Назаров и Колесников, да и вообще, дело на Никольской мануфактуре поставлено столь широко и прочно, что и управлять им особенно не надо, все само идет по привычной колее.

– Может, и так, – сказал он рассеянно, – может, и так.

Она улыбнулась, но улыбка получилось какой-то вымученной. Несмотря на хорошее настроение мужа, Зинаида Григорьевна поглядывала на него с тревогой. В этом его хорошем настроении чудились ей черты страшного заболевания, которое диагностировали у Саввушки доктора.

– Маниакально-депрессивный психоз – таково мнение консилиума, – объявил доктор Селивановский. – И я с ним вполне согласен.

– Что за психоз такой? – всполошилась Зинаида Григорьевна.

– Чередование депрессии и мании, – загадочно объяснил доктор. – Или, говоря проще, возбужденного состояния с подавленным.

– Так это и у здоровых людей бывает, разве не так? – робко спросила она.

Доктор объяснил, что у здоровых людей эти смены настроения не имеют такой силы. Находясь в депрессивном, то есть подавленном состоянии, больной может покончить жизнь самоубийством. Находясь же в состоянии маниакальном, возбужденном, сам способен кого-то убить. Она, наверное, помнит, как в прошлом году Савва Тимофеевич считал, что врачи вокруг него не врачи, а шпионы. Это как раз было проявление мании.