Дело шести безумцев

Помехи, разорванная пленка, блики и росчерки… затем изображение появилось снова. Кажется, Костя снимал ростовых кукол: аниматоры были одеты Человеком-пауком, Лисой, Феей и Дедом Морозом. Летом. Но это никого не смущало.

Лицо Аллы. Она сидела на траве и разговаривала сама с собой, меняя выражения – то веселая, то грустная, то с кем-то невидимым словно бы спорит.

Снова помехи. Сестры бросаются вверх по холму к деревьям. За ними бегу я. За мной следом Максим.

Я сидела, чуть ли не уткнувшись лицом в экран телевизора, когда на лестнице прогремели тяжелые шаги.

– Телик! – крикнул Максим, и тот, кто был с ним рядом, швырнул в экран бутылкой детского шампанского.

Последнее, что я увидела на экране, – улыбающееся лицо двенадцатилетнего Максима.

– Какого черта?! – подскочила я с пола.

– Ты сказала, что не будешь это смотреть! – накинулся на меня Максим, отгораживая от разбитого телевизора.

– Пленка уже была здесь! Запись шла… – Но сейчас меня не только запись должна была волновать, но и тот второй, рядом с Максимом.

Что за вечеринка воссоединения всех бывших?!

– Зачем ты здесь?..

– Кира, – произнес Костя, – не смотри кассету. Не нужно…

Я не видела Костю почти год, если не считать короткой встречи в подземелье бюро. Он стал… взрослее. Все те же глаза цвета неба и мелькнувшая татуировка журавля на его руке.

– Ты… ты что? Знаешь, что на ней?

Костя посмотрел на Максима и как-то обреченно кивнул:

– Да.

– И что?! Говори, или я включу ее снова!

Рванув к видаку, я достала кассету и подняла ее высоко над головой. В тот момент я бы убила трубочкой молочного коктейля любого, кто решил бы у меня ее отобрать.

Максим вытянул руку и произнес без капли эмоций:

– Я. На кассете я, Кирыч. Вот что ты увидишь. Это я сделал с твоими сестрами.

– Нет… – рухнули остатки моей сердечной мышцы, скатываясь по всем ступеням ребер прямо в подвалы пяток. – Ты не мог…

– Они дразнили тебя, то есть нас. Обзывали женихом и невестой. Я толкнул их, песок на утесе осыпался. Я не хотел, чтобы… но так случилось. Они умерли, – перевел он взгляд на Костю, – из-за меня.

Костя подтвердил:

– Это правда, Кира. На пленке Максим.

– Макс… – подняла я на него глаза от кассеты, – ты знал?.. Всегда знал, что это был ты?

– Тебе повезло. Ты обо всем забыла.

Размахнувшись кассетой, я разбила ее о стеклянный журнальный столик, разодрав пленку.

– Ты… ты же знал, что я ищу правду… все это время ты знал!!! Как ты мог прикасаться ко мне? Как мог говорить, что любишь?!

Он только пожал плечами:

– Я брат Аллы. Чего ты хотела? Пусть сводный, но… наверное, спорыньей от ее хлеба надышался.

– Ты чудовище, Максим. Хуже Аллы…

– Уходи, пока не убил и тебя для полной коллекции тройняшек, – хмыкнул он, выставив отрезанный мизинец, – в отместку за это.

Приблизившись, он толкнул меня, вложив в удар всю силу, что в нем кипела:

– Проваливай!!!

Я отлетела, позволив стене в меня врезаться. Я не пыталась защититься.

Костя набросился на Максима, ударив его в челюсть, и между ними началась драка, пока не вмешались охранники боулинга.

Потом их увезли в полицию, а я… меня тоже куда-то собирались увезти, но я сбежала…

* * *

Я долго бежала по улицам, потом сутками ревела, потом неделю молилась, не зная правильных слов, потом я, кажется, спала и отдыхала в каком-то санатории, где все меня называли «Привет, Стив».

Потом стало безумно холодно. Потому что наступила осень.

Я вернулась домой, вернулась к жизни и учебе, не в силах согреться. Мне больше никогда не было тепло.

И даже на стажировку в бюро я вернулась благодаря Воеводину.

Я жила, и это уже было победой.

Глава 22 Геном Аллы с местоимением «я»

– Мам! – заглянула я на кухню. Весь пол был заложен листами газет, усыпанных горками земли. Зеленые тяпки, резиновые желтые перчатки, пластиковые таблички для подписей, маркеры и вырезанные фотографии. – Мам? – повторила я. – Пора выходить. Такси ждет, а ты не одета.

Мама отложила тяпку, сняла с головы косынку и встряхнула заранее уложенными локонами. Под рабочим фартуком на ней были белые брюки и узкая черная рубашка с рукавами-фонариками.

Между моих ног юркнула Геката, и я взяла хорька на руки.

– Надо как-то назвать ее детенышей.

Месяц назад в семье Гекаты прибыло. На свет родились самец и самочка.

– Только не называй их Кира и Костя, хорошо?

– Ма-а-а-а-м… не смешно. Ты снова назовешь их своими любимыми кличками.