Что мне осталось…Полчаса долбить в дверь и не дозвониться.Что мне осталось?Молиться! На свет звезды, на свет серебра.– Потанцуем? – предложила я папе, когда свет приглушили и гости принялись выходить танцевать «медляки», а банкет в честь помолвки неспешно набирал ход.
– Конечно, родная, – улыбнулся он.
– Пап, скажи, как ты понял, что любишь маму? И что это настоящее?
Его щеки порозовели. Оттянув тугой ворот рубашки, он смутился.
– Что? – покраснела теперь и я. – Если это какой-то интим, то не надо!
– Нет… понимаешь, у нас все было как-то не по-людски.
– По-птичьи, да? Вы ведь Журавлевы.
Песня продолжала разноситься по залу:
И чтобы с тобой ничего не случилось,И чтобы с тобой мои были ветра.Что мне осталось?Быть твоим псом, молчаливым и добрым,Пасмурным утром лизать твои руки и губы,Иной раз я смотрела на родителей и видела то, чего не существует. Не знаю, как объяснить. Я видела молчание, слышала их голоса без слов, их смех и шепот без единого звука, прикосновения без движений, ответы без вопросов. Я видела в них то, чему не могла подобрать определения. Я больше ни у кого и никогда не видела немых бесед и смеха на расстоянии, как умели только они.
– А, наконец-то! – остановила я наш танец с отцом. – Пап, знакомься, мой жених Илья! А где мама?
Отец жал Илье руку, а я отлучилась в поисках мамы. Она стояла возле выхода на заснеженную веранду ресторана и смотрела не в зал, а в отражение стекла.
– Что там? – спросила я.
– К счастью, совершенно ничего.
– Смотри… голуби, – заметила я двух белых птиц на снежных перилах.
Бросив на нас взгляд красными глазками, птицы сорвались в небо, прижавшись бок о бок друг к другу.
– Хороший знак, да, мам? Голуби – это же к свадьбе. Пойдем, – приобняла я ее за плечи. – Илья приехал. Я представлю тебе его.
Со спины раздались знакомые голоса, я радостно обернулась, заметив необычное выражение на лице отца. Он словно бы пытался обогнать Илью и подойти к маме первым, но она обернулась вместе со мной.
– Мам, знакомься! Это Илья Воронцов. Мой жених!
– Рад с вами познакомиться, – поцеловал он моей матери руку, а я видела, как ее пальцы ходят ходуном в мелкой тряске.
– Илья Воронцов?.. Но, – поворачивала она голову то на меня, то на него, – как?..
– Вот и я не могу понять. Как? – произнес голос рядом.
Кавер-группа не останавливалась: