— Да, точно, спасибо, — говорю я, откидываю в сторону ветку растения, у которого, по-моему, есть мозг и кровеносная система, потому что оно так и лезет ко мне. — Вы несколько раз сказали, что
— Я имела в виду, что его документы здесь, в подвале.
— Но сказали вы не это.
Она смотрит на меня, но не сердито, а скорее задумчиво. Переводит взгляд на экран и, прищурившись, читает, потом снова смотрит на меня и снова на экран, и так несколько раз. Но дело в том, что я и сама неоднократно проделывала этот трюк с бухгалтерами и руководителями отделов многих наших корпоративных клиентов. Я прекрасно умею извлекать выгоду из малейших признаков менее чем стопроцентной уверенности. Всё нижеперечисленное — находки, которые я обнаружила благодаря этому ценному умению:
— Резервный жёсткий диск с важными уликами в старом носке, засунутом в белый кроссовок, в задней части шкафа с документами.
— Коробка с протоколами заседаний совета директоров девяностых годов, спрятанная на полу кладовки уборщика позади вешалок со старыми пальто.
— Старые счета-фактуры президента от бывшей компании, лежавшие под промасленным одеялом под «Фольксвагеном Жуком», стоявшим на деревянных колодках.
— Поддоны с резервными лентами, хранящиеся у айтишника моего клиента в его сарае в Алабаме. Каждый день он отвозил ленты в сарай в багажнике своего красного «Корвета» — тайком, поскольку опасался, что количество со трудников сократится, если он будет настаивать на выделении большего объёма памяти. Чрезмерное ограничение бюджета, несмотря на все попытки баланса, почти всегда приводит к краху надлежащего управления информацией.
Это всего четыре примера, а у меня их наберётся на целую книгу. И я знаю, я точно знаю, что Сесилия Браун, архивариус Тенкилла, подозревает, что где-то есть ещё документы доктора Хоффа, поэтому и подчеркнула, что речь о
— Дело в том, — наконец говорит она после того, как ещё немного пощёлкала клавиатурой и внимательно изучила всё, что нащёлкала, — хотя нет. Этого не может быть. Но … — И ещё немного пощёлкала. — Видите ли, когда мистер Паланкеро позвонил и сказал, что ему и стороннему адвокату необходимо просмотреть записи доктора Хоффа, я спустилась в подвал и насчитала там пятнадцать ящиков. Всё это вот-вот отсканируют и уничтожат, если мне удастся заставить их работать сверхурочно. Но теперь я смотрю на старый указатель, — она кивает, глядя на экран, — и, судя по всему, кто-то недавно просматривал старый каталог архивов Меривью Медикал, и в нём указаны двадцать пять коробок. Всё понятно? — Она смотрит на меня.
Бинго.
— А где хранились архивы Меривью Медикал?
— Валялись по всему этому проклятому кампусу. Это одна из причин, по которой я собрала их все вместе и, как я уже сказала, поместила в подвал для оцифровки.
— А вы уверены, что перепроверили все места?
— Знаете, между пятнадцатью коробками, что у нас есть, и двадцатью пятью, которые тут указаны, разница довольно большая. — Она напряжённо думает, наморщив лоб, потом бормочет сама себе: — Ну нет, нет, сейчас там пусто. Сейчас там должно быть пусто.
— Где должно быть пусто? — спрашиваю я.
— Там должно быть пусто, — отвечает она.
— Я думаю, мы должны проверить, о чем вы думаете, миз Браун, — говорю я, пытаясь строго, но деликатно вернуть её в эту тропическую комнату.
— Это трата времени, — отвечает она с вызывающей решимостью и скрещивает руки на груди.
За свою карьеру я по меньшей мере раз пять точно так же разговаривала с персоналом корпоративных и институциональных клиентов. Я смотрю на неё понимающим взглядом, и она знает, что я знаю, что мы должны проверить, где должно быть пусто. Я действительно надеюсь, что мне не придется заниматься надоедливой адвокатской работой и объяснять, сколько раз мне приходилось настаивать на конкретном вопросе, прежде чем нужная мне информация обнаруживалась в носке, или за старым пальто, или под «жуком», или в сарае в Алабаме.
— Ладно, — внезапно говорит она.
Слава богу. Она тоже знакома с непредсказуемостью архивных записей и их волшебной способностью жить вечно в тёмных подземельях институциональных пространств.
— Отлично. Спасибо. Куда мы пойдём?