Демон спускается с гор

Свирель Шарифа звучала над озером. Он больше не подбирал веселых мелодий, повторял один и тот же печальный наигрыш. Шариф тоже оплакивал Дахэ, и Айсэт устыдилась гнева, который обрушила на него. Мотив жаловался и сетовал. Оборачивался то льющейся по камням водой, то шепчущим в тростнике ветром, то непроизнесенными, но осязаемыми словами. Из каких земель принес его Шариф? Золотое озеро – так про себя назвала Айсэт прибежище детей – успокоилось. Солнечные лучи заливали все за бортом их маленькой лодки.

«Я умерла, – Айсэт ловила игру света на воде, – утонула еще в пещере. И не тело, душа скитается по подземному миру. Я не смогу вернуться к родителям. Зато они придут ко мне, совсем скоро. Кто знает, может, они уже ждут меня за семью озерами».

Солнце пригрело спину, Айсэт сползла со скамьи, оперлась о борт и задремала. Она спала бы вечно, куталась в тепло и покрывалась золотом солнца. Опустилась бы к младенцам и указала им путь, озарила воды подаренным светом, спела бы песню, подсказанную свирелью. А потом приказала бы птице, что умела обращаться в человека, унести их по одному. Пусть выведет детей из пещеры и найдет им матерей и отцов. Где-то далеко от Гнилых земель, где еще есть счастье. Потом вернется за Айсэт, золотой и неподвижной, подцепит когтями, потратит немного сил, чтобы поставить ее у входа в пещеру истуканом. Айсэт послужит людям еще как символ запрета: никогда не входи, глупец или храбрец, в сокровенный мир горного духа.

Айсэт раскрыла рот, чтобы позвать птицу. Солнце заполнило горло и вырвалось с обжигающим кашлем. Птица, отделившаяся от света, ударила ее клювом, разбрызгивая солнце вперемешку с кровью.

Айсэт распахнула глаза и тут же зажмурилась. Шариф тряс ее за плечи, за спиной его раскрывались два огромных каменных крыла – скалы над бьющейся о бурные пороги лодкой.

– Держись, – закричал он. – Да открой ты глаза и держись!

Айсэт вцепилась в его ноги, лишив равновесия. Шариф чуть не упал за борт, но устоял.

– Не за меня, за борта держись, а лучше за скамью. Айсэт, приди в себя!

Айсэт сильнее прижалась к его ногам. Вода заливалась в лодку. Била по спине. Кидала в лицо колючие брызги. Свет иссяк. Скалы смыкались над головой. Белый камень по обеим сторонам от лодки в издевку над жалким суденышком извивался дугой, образуя длинные складки, по которым бежали струи воды. Буйный поток кидал лодку вверх и вниз, поднимал над водой и погружал в густую пену. Золотое озеро изгоняло их, передавало на милость бешеного нрава следующего ока, что пряталось за грозными скалами. Лодка скрипела и трещала.

– Она выдержит? – возглас Айсэт потонул в грохоте воды.

Шариф сумел отцепить ее от себя. Он все еще сжимал в кулаке свирель.

– Не оставляй меня, – взмолилась Айсэт.

– Голову вниз!

Вместе с их криками расступились скалы, взлетела лодка и просвистела стрела. Из темно-красного ока второго озера поднимались волны и обращались во всадников, несущихся навстречу лодке. Они вскидывали луки и стреляли. Что было водой, становилось оружием и искало свою цель.

Шариф накрыл собой Айсэт.

– Невозможно, – прошептали и Айсэт, и лодка, хрустнув передней скамьей, в которую угодила стрела.

Из рева порогов они угодили в лязг оружия и ржание коней. Лодку выбросило в сердце битвы.

– Они сражаются не с нами, – Шариф вытянул шею, вокруг летали стрелы и звенели кинжалы, – они ведут бой друг с другом. Нет, не вставай.

Лодку бросало от всадника к всаднику. Ноги лошадей бились о борта, превращаясь в мелкие капли. Воины вылетали из поднимающихся волн и опадали вместе с ними. Айсэт задыхалась под тяжестью Шарифа, его длинные волосы скользили по ее лицу. В глазах его – единственное, что Айсэт видела ясно, – переливалось пламя. Он выпрямил руки, подтянулся, и вместе с воздухом к Айсэт пришел страх. Шариф намеревался вмешаться в бой.