Демон спускается с гор

Солнце снова скрылось. Но не тучи затмили его, а волны, идущие с двух сторон. Обращающиеся в людей с искаженными яростью лицами, с высоко вскинутыми клинками. Озеро бурлило лаем сорванных криками глоток. Поглощало кровь, вырывающуюся из ран, накатывало на лодку, захлестывало Айсэт. Шариф встал во весь рост, с головы до ног измазанный кровью, которая не желала обращаться в воду. Плечи его развернулись. Он будто прибавил в росте. Кинжал обратился в сторону старца, скачущего на багровом коне с развевающейся пенной гривой. Айсэт приподнялась из своего жалкого укрытия, чтобы удержать Шарифа, не дать прыгнуть в пучину сражения, и отшатнулась. Она узнала старца, озаренного жемчужным венцом. Седая борода разметалась. Кудлатые брови нависли над темными глазами. Ноздри раздувались почти так же яростно, как ноздри несшего его коня. Он направил саблю, плоскую, кривую, хищную, на Шарифа и приближался неумолимо, поддерживаемый волной остальных всадников. Навстречу мчались его враги. Шариф не видел их. Околдованный надвигающимся валом, он и не думал оборачиваться. Но Айсэт вертела головой и стонала от ужаса. В нос ударил горький аромат крови, испарины коней и людского пота, в котором смешались гнев, страх и исступление. Лодка отяжелела от крови. Айсэт отплевывалась и хватала Шарифа за ноги, но соскальзывала, качающийся борт бил по подбородку. Айсэт падала и вставала, чтобы снова упасть. Всадники мчались, их не останавливали потери. Впереди скакал старец, и Шариф ждал его, раскинув руки. Он походил на окружавших их воинов, бледный, с неистовым взглядом, омытый водой. Волны схлестнулись над лодкой и расступились, открывая пространство для старца. Сабля вошла в грудь Шарифа и вышла из-под лопатки. Старец ворвался в его тело вместе с разъяренным конем, прошил насквозь и скрестил клинок со своим настоящим врагом. Молодой воин одним ударом снес старику венценосную голову и выпустил в озеро его кровь – темно-зеленую, густую, пахнущую застоявшейся водой, землей и больным мхом. Хохот пронесся над сражением. Айсэт, плохо владевшая собой, не сразу поняла, что смех исходил от Шарифа. Он повернулся к победителю и прокричал:

– Ты сумел сокрушить море! – опустил кинжал и глянул на Айсэт. – Соберись. Это не конец. Всего лишь второй.

К кому он обращался? К всаднику, сбрасывающему безголовое тело старика с коня? Или все же к Айсэт, что стояла на коленях и наклонялась за борт? В буром от бушующей крови озере тонули мертвые воины.

– Его гневу никогда не будет конца. – Шариф дернул ее обратно в лодку. Айсэт успела заметить водоворот, поднимающийся со дна. Он собирал тела воинов, нес к поверхности. Волны, замершие на краткий миг победы, поднялись, подкинули лодку.

Айсэт полетела. Удар воды подбросил ее, ветер поднял еще выше, и она почти увидела солнце над гребнями накатывающих волн. Птица расчеркивала высокое небо. Наблюдала.

Лодка рухнула вниз, чудом не разбившись. Волны понесли ее вперед бешеной скачкой вернувшихся всадников. Они прибывали, их битва продолжалась. Старец наставил саблю на лодку, и жуткий утробный крик прорезал путь к следующему перешейку в скалах. Волны нагоняли ускользающую лодку, но из ока, полного войны, Айсэт и Шарифа стремительно выносило в яркую бирюзу.

Первое озеро, кристально чистое в лучах солнца, бледно-серое под пасмурным небом, золотое внутри, отражающее горы и лес, – приняло их с равнодушием. Для него лодки будто и не было, как и младенцев в глубине. Второе обрушило на Айсэт и Шарифа битву и не хотело выпускать чужаков из плена волн. Третье так и манило. Его тоже окружали горы, но не белые и голые, а сплошь в кудрявых ветвях горного дурмана[25], на которых покачивались желтоватые цветы. Айсэт вдохнула сладкий аромат, раскрывшийся перед ними. И боль, бьющая в виски, исчезла. Унялась дрожь, превращающая движения в нелепые рывки, выровнялось дыхание, и сердце перестало грохотать лошадиной скачкой. Озера дали им время войны и время мира. Скорее всего, так мир и должен благоухать, пьянить и обволакивать.

– Не отстает.

Шариф опустился в лодку. Аромат успокоил и его. Он перестал высматривать позади погоню – волны или всадников, сел на скамью и поднял ноги. Обувь от души напилась воды. Айсэт тоже забралась на скамью с ногами. Подол голубого платья облепил голени, она отжала его. Шариф рукой вычерпывал воду из лодки. Озеро принимало багровые капли, отнимало у них ярость и оставалось незамутненным.

– Кто? – вздрогнула Айсэт.

Шариф чуть повел бровями – «наверх посмотри».

– Кружит без устали. – Солнце спустилось со своего полуденного ложа, но птица летела все так же высоко, и перья ее сияли. – Наша старуха с нами.

– Я увидела ее в начале пути, еще в лесу. У врат и в деревне. А после у каменного стола, где… пыталась вылечить тебя. Там она явилась мне девочкой. А после… – Айсэт вспомнила пустоглазую девушку в лесу, – показалась в еще одном облике. Юной девы.