Демон спускается с гор

К берегу подплыла лодка. Айсэт все бежала и возвращалась, пока Шариф не опустил руку на ее плечо. Дахэ, с кровоточащей дырой вместо сердца, двинулась к озеру. Змеи затянули рану на животе, но их не было рядом, чтобы помочь с потерей сердца. Дахэ взошла в лодку. Озеро ожило, рябь потревожила плачущее отражение неба и потемневшую кромку гор, лодка поплыла. Достигла середины, завертелась и ушла под воду.

Дахэ исчезла. Орел взмахнул крыльями и взлетел в небеса, чтобы раствориться в обрушившейся на берег стене дождя. Озеро и три-бабушка приближались. Ребенок пищал. Он выглядел уже как полугодовалый крупный малыш. Рыжие волосы топорщились на лбу и на макушке, сын походил на отца. На родного отца.

Шариф шагнул к нему и надел на руку младенца браслет. Как он нашел его в песке? Браслет не слетел с тоненькой ручки. Зеленый камень сверкнул во вспышке молнии. Три-бабушка издала пронзительный крик. Одежду ее разорвали крылья, перья облепили сутулую спину, легли поверх головы, окружили и срослись с кожей.

– Лесная ведьма, – ахнула Айсэт.

– Забери! Ты не имеешь права!

Та, кто была и девочкой, и старухой, и птицей, визжала и клекотала.

– Это дар его матери. Он принадлежит мальчику.

– Забери! Людские оковы жгут нас!

– Но не его, – ответил Шариф. – Он сын людей. Ты дашь нам пройти, мы исполнили все, что ты смела требовать. У тебя есть ребенок. Скоро он обратится в мужчину. Пропусти нас, или я вырву твое лживое сердце.

– Надо было убить тебя!

– Ты забываешь о кругах, с которых не сойти. Все едино, ты знаешь. Колыбель, гроб и ладья жизни, несущая нас. Мы плывем от смерти до смерти, от рождения к рождению.

Айсэт почти не слышала, о чем они говорят. Лодка возвращалась. И несла Дахэ. Она утратила свою красоту. Дождь смывал краски с лица, смазывал черты. Змеиное тело выползло на берег и понесло грудь и голову девушки к домам, к сестрам. Они стояли там, цепочка домов и девиц возле них.

– У тебя есть заботы. – Шариф обошел крылатую три-бабушку. – Невесты всегда на своем месте, а ты следишь за ними. Бережешь.

Дахэ встала у своего дома. Хвост обернулся ногами, чешуя – платьем. Невесты ждали женихов. Жениха.

– Он вырастет и будет помнить мать и отца, будет вечно искать человека в себе, – причитала птица. – Ты отнимаешь его у нас. Сними эту мерзость и позволь ему стать настоящим мужем для них.

– Здесь нет ничего настоящего. Он поймет это и, возможно, когда-нибудь выберется из логова змей.

Шариф вошел в лодку и подал руку Айсэт. Птица вонзила когти в ее плечо:

– Ты помнишь меня, я знаю. Не хочешь, но помнишь. Мы помним душу, впускающую нас в мир.

Айсэт сбросила ее руку-крыло, забралась в лодку:

– Ты убила Дахэ.

– Нет! Она всегда будет жива, даже когда ты умрешь. А ты умрешь, и скоро!

– Но не у твоего берега.

– Ты можешь выйти из пещеры. И можешь вывести ребенка. А хочешь, и его мать. Многих я похоронила на дне своих глаз, но тебе их поднимать, – надрывалась птица, лодка скользила вдаль. – Седьмое око знает! Слышишь, знает! Оно покажет тебе горного духа! Убей его! Убей его, Айсэт!

Дахэ ползла по песку, принимающему ее ловкое тело в объятия. И больше никакие печали не мучили ее, разве что ожидание чего-то, которое она не сумела назвать тоской. Ведь то, по чему тосковала, змеиная суть ее никак не могла вспомнить.

Глава 14. Семь глаз под небом

Небеса похожи на человека, оттого не сводят они с него ни глаз солнца, ни лунную и звездную многоокость ночи. Они так же, как человек, чисты и безмятежны, так же покрываются думами облаков, смыкают брови туч и льют слезы. Не нужны небесам озера. Они видят свое отражение в человеческих душах.

Айсэт надеялась, что небо вместе с ней оплакивает Дахэ. Хотя бы оно, покрывающее весь мир и разделяющее горести и радости людей. Было ли это небо единым с тем, распахнутым над верхним миром? Изливало ли оно сейчас боль и стенания бурей, гневалось ли молниями и громовым боем? Разбирали ли сквозь непогоду тетушка Зугра и Керендук голос дочери, умоляющей если не простить, то хотя бы не забывать? Слышали ли ропот о несправедливости судьбы, в которой их Дахэ пропала навсегда, а Айсэт был дан шанс выбраться из пещеры, как спешно посулила птица, принимавшая облики девочки, девушки и старухи?

– Ты ничего не изменишь, – Шариф удерживал Айсэт в лодке. – За этим Дахэ и вошла в пещеру, отдать свою жизнь ради жизни деревни.

– Она обещана горному духу, а не орлам и змеям. – Айсэт искала, как заставить лодку повернуть обратно к берегу. Но не нашлось ни весла, ни прута, чтобы замедлить ход и изменить направление. Лодка плыла по озеру, подгоняемая дождем.

– Ты все еще не поняла. Или не хочешь понять? Все, что здесь есть, – дух. Для него создана ловушка. Она сдерживает его нрав, но не силу творить в ней то, что вздумается. Боги хитро наказали его, дав возможность править своей клеткой. Тем сильнее бьет его беспомощность на людской земле.