Демон спускается с гор

– Наглость твою я по ошибке принял за смелость, но ты пришла не побеждать меня, а всего-то приказывать. Вспомнила слова старого призыва. Вошла в пещеру по доброй воле, чего не позволяла себе ни одна женщина. И вошла безоружной, на что не решался ни один мужчина. Ты расплескала остатки разума, но наглости не утратила. Все в границах этих владений принадлежит мне. Я здесь пленник, но и хозяин тоже я. Я решаю, дать тебе жить или разорвать на части.

– Сначала ты хотел купить меня, а теперь желаешь наказать.

– Разве не так поступают мужчины с женщинами?

– Почему же ты не убьешь меня? За наглость, – прикрываясь ладонью, говорить выходило куда легче. Словно вместе с пятном к Айсэт возвращалась уверенность. – Ты дал своей прекраснейшей умереть, к чему расточать слова ради меченой.

Впервые она назвала себя ненавистным словом. Она резко убрала руку. Зеркала показали чистое лицо.

– У каждого человека может быть множество личин, – голос горного духа затих, напоминал теперь легкое дуновение. – Тебе дали новую, чтобы проверить, отчего ты откажешься ради нее. Но ты упрямо цепляешься за прежнюю себя. Меня волнует это. Ты не отдала своего дара.

– Неправда, – быстро проговорила Айсэт. – Я не смогла вылечить Шарифа, – закончила она еще быстрее.

– Ты излечила его.

– Не я, – сказала Айсэт. Она заметила перекладину, свисающую из-под купола. На этой жердочке отдыхала трехликая птица, вдоволь налетавшись по владениям, отданным ей под стражу. – Мне помогла твоя птица.

Ветер заволновался, зеркала на миг помутнели.

– Она никому не помогает, – произнес голос. – Все, что делает Гуашэ, она делает лишь для себя.

Глава 17. Огненные воды

Айсэт оцепенела.

– Гуашэ, – проговорила она.

– Раз дошла, слушай. Три ветви дано ей. Три дуба. «Сторожи пещеру, врата и шатер», – велел ей мой мучитель. Но ей все мало. Она хочет мести и крови и не может остановиться. Что слепой схватил, то он крепко держит. Ее помощь – проклятие, крылья – чума, лица – ложь. Она сама тень от тени, а я лишен теней, потому что не человек больше.

«Кто без тени, тот не человек», – откликнулось в Айсэт.

Зеркала окружили ее, медленно вращались.

– Гуашэ, – повторяла она эхом.

– Раз желала правды, не отворачивайся. Если сердце не смотрит, то и глаза не видят. «Я сохраню вашу тайну, – обещала она. – Как прекрасна ваша любовь», – говорила она. И привела своих братьев, и его… его привела… Каково это – сражаться с волной? Я бился с десятком, с сотней воинов. Мой клинок пил их кровь, почти такую же соленую, как море. Трижды мы сходились с ним в честном бою. Первым он принял облик иныжа, всемогущий владыка, но я разбил его камень. Тогда поднял он против меня пятьдесят своих сыновей и других пенных воинов, но я бился как свирепый барс.

«Замолчи! – кричало внутри Айсэт, превозмогая тихий шепот: – Первый… второй…» Она знала, что откроет дух в третьем бою, но заперла себя от волн, бьющих в грудь, позволяя губам выговаривать «Гуашэ».

Дух произносил слова безликого привратника, и Айсэт заново ощущала удары вихря о железные врата. На сей раз они ломались внутри нее.

– Раз просила, не отказывайся. Неназначенный срок далек, назначенный наступит. Не кровило его войско, не падало от ран, не страшилось биения храброго сердца. И сам владыка принял удар в сердце и продолжил сражаться, пока она не упросила его отступить. Был и третий раз. – Айсэт выдохнула «третий» вместе с горным духом. – Море поднялось и опало. И там, где должны были мы, как обещал владыка, сойтись один на один, подняли хвосты морские змеи, спущенные с привязи вместе с огромными волнами. Он дал им свободу стереть с лица земли людей, которых обвинял в вероломстве. Возлюбленная моя молила отца унять ярость: «Любовь моя безгранична. И морю место в нем, и моему избраннику». Она пошла к берегу, чтобы шепнуть волнам о ребенке. Чтобы успокоить их великим даром жизни. А я… я гнал коня, я мчался во весь опор. Потому что Гуашэ явилась ко мне с решением владыки. Он принял дочь вовсе не для прощения. Я летел навстречу морю, занес кинжал, вглядываясь в его лицо в толще воды. И владыка, завидев меня, поднял оружие, поставил белогривого коня своего на дыбы. Но вовсе не на меня направил он удар.

Айсэт задыхалась.

– Гуашэ, – в третий раз повторила она и рассмеялась, чтобы не потерять те крохи здравого смысла, которые еще оставались в ней.

На высоком холме дуб могучий растет,
Кроной гордой своей солнце в сети плетет,
Корни в землю ножами вонзаются,
В сердцевине дорога скрывается,

 –

она зашептала слова призыва духа, облекая терзающие ее мысли в реальность.