Демон спускается с гор

Из пещеры полезли тени. Они сгущались на полоске лунного света, обретали форму. Айсэт видела птиц, темные крылья бились и мешали друг другу. Перья заострялись, теряли мягкость, обращались в клыки, а неясные птичьи тела – в волчьи пасти. Лапы ступали на порог пещеры и длинными гибкими лентами оборачивались в змей. Шипели и кидались на ненавистный свет, сменялись человеческими кистями с надломленными пальцами.

Горный дух выбирался из своего узилища.

Перезвон листьев и звезд стихал. Вместо него набирала силу музыка, что девушки оставили у подножия скалы. Легкие трели свирелей преодолевали расстояния, поднимались вверх, и вслед за их наигрышами отрывались от земли девушки. Одиннадцать белых невест вознеслись в воздух.

Замершие глаза затянуло пеленой, луна пробралась в них и ослепила. Свет обрушился на Айсэт, подобно тому как опускали фату на лицо невесты, чтобы она не могла видеть, куда идет. Неужели и настоящие слепцы видели подобный свет, а не тьму, как объясняли жрецы своим ученикам? Все внутри Айсэт сияло. Тьма пещеры разошлась перед ней. В первый раз она падала не в тени и глубину, но в прореху неба, в скопление звезд, проступающее на черном покрове. Айсэт понесло по небосклону, как лодку по волнам. Она и в самом деле очутилась в лодке. Внизу ширился морской простор, в котором отражалось небо. Кто-то говорил с Айсэт. Уже не дуб задавал ей вопросы, но волны приговаривали: «Спи, дочка, спи. Нет в твоем сне боли, лишь море, лишь отчий дом. Не гляди, дочка, в небо, не жди ветра. Пусть море останется спокойным. И тихий сон твой продлится вечно».

Волны несли Айсэт по звездному пролому. Лодка слегка раскачивалась.

«Ветер не даст тебе счастья, дочка. Он лишь тревожит морскую гладь и твое сердце. Пусть вода шепчет тебе сны, подчинись их воле». Ласковое обращение напоминало и отца, и Гумзага. Но ни тот ни другой не обладали глубоким басовитым рокотом вместо голоса.

Звезды вдалеке гасли, полоса за полосой. Кто-то стирал их или закрывал от взгляда Айсэт. Рябь пробегала по небу. Ночь дышала нарастающими порывами ветра.

«Не слушай ветер. Он обманет, посулит счастье и заберет жизнь. Слушай меня, дочка. Не покидай отца».

Из моря и с неба на Айсэт смотрел старец с бородой длинной, как звездный путь, окружающий ее. Борода пенилась, погружалась в воды петлями, обвивала лодку и утягивала на дно, которого не было. Ветер трепал бороду старца, тот хмурился, раздувал ноздри крупного орлиного носа. На седых волосах, обрамляющих смуглое лицо, переливался венец из ракушек. С них текла вода, и море устремлялось навстречу, возносило лодку на гребни волн. Айсэт не шевелилась, оплетенная бородой, но руки обрели цель – превратиться в крылья и поднять тело вровень стремительному порыву ветра. Вместе с ним оказаться выше облика отца, не признающего свободы.

«Вовсе ты не мой отец, – подумала Айсэт. – И вовсе не я в твоей лодке».

Не для нее звезды падали с небес, таяли в волнах и всплывали наверх красными цветами, которым не место ни в пучине, ни на скале. Они плыли за лодкой, сопровождали мертвую девушку, которой стала Айсэт.

«Я еще жива. Но кто ты, убаюканная мольбами отца? И его гневом».

Вспышка молнии разорвала объятия небес и моря. Прогремел гром, волны лизнули ускользающий небосвод, поднялись стеной. Ветер подхватил лодку, чтобы вернуть ее на звездное полотно, но небо раскололось молниями и осыпалось звездной пылью. Волна зацепила плошку луны, переполнила ее пеной. Лодка с Айсэт задержалась на высоком гребне и рухнула вниз. Море раскрыло пасть и с воем поглотило суденышко. Старца уже не было над штормом. Он утаскивал лодку в глубину, обернувшись морским змеем. Ветер рычал, стремился к лодке, но не мог пронзить морскую пучину. Тогда ветер обхватил Айсэт, которая зависла между небом и морем.

– Чего ты боишься больше? Свободы или заточения? – проревел он.

Айсэт открыла рот и захлебнулась соленой водой. Вихрь закрутил ее, завыл, потащил прочь добычу.

Он волок ее над деревней. Айсэт видела здоровых родителей и себя с пучком мертвой травы, которая все же помогла. Видела себя в наряде невесты и Кочаса в темно-красном бешмете рядом. Видела новый дом и колыбель. Пустую колыбель, которую нельзя качать, но ни сердцу, ни руке, что лежит на перекладине, не объяснить этого. Видела могилу возле нового дома и знала, что там покоится человек, которого она так и не смогла назвать мужем в душе, хотя выговаривала это слово раз за разом. Пустой дом родителей и две могилы позади него. Видела, как течет время. Узнавала женщину, входящую в дома, и лица, знакомые и незнакомые, встречающие ее у порога. Видела ее зрелой, идущей к ущелью, но останавливающейся у испыуна, не в силах подняться выше. Видела глубокую старуху в голубых водах Кольца, куда она явилась, чтобы отдаться наконец голосам и услышать: «Мы с тобой».

– Заточения? – визжал ветер.