Демон спускается с гор

В небесах танец кружат орел и орлица,
Руки вскинем мы гордым изгибом крыла.
Нет, не в горы, не в небо дорога вела,
А к твоим опустившимся долу ресницам,
Пусть руки не коснется сегодня рука,
В этом танце любовь, как пожар, разгорится.

Странника, что вернулся после долгого пути, просили спеть или рассказать историю своего путешествия. Какую сказку поведает Шариф, когда закончит песню? Айсэт сорвалась с места. Мелодия догоняла ее, и понадобилась вся воля, чтобы не поддаться мягкому зову и не вернуться к костру, к музыке и живым.

Песня в небо летит, сердце громко поет,
И ручьев подпевают серебряных трели,
Снег с вершин на фату тебе белый пойдет,
Свадьбу нашу украсит лугов горных зелень

.

Слышала ли Дахэ, о чем пел ее жених?

Ночь, отступившая от празднования, определила, чей дом ей стоит окутать, укрыть от глаз. Керендук пил вино с мужчинами, с Дахэ оставалась мать. Зугра души не чаяла в дочери, но та не разрешила нарядить ее. Дахэ прогнала мать из комнаты, сидела одна у низкого столика. Неясное пламя свечи плясало у ног Дахэ, оно не могло изгнать всезнающую темноту. Самую просторную комнату отвели отец и мать любимой дочке. Что ж, утром она променяет ее на пещеру. Дахэ сама обратилась в камень, ощутив странный холод в животе, когда с ней заговорил горный дух. Как он пробрался внутрь ее тела, ее души? Как сумел разглядеть то, что она прятала ото всех?

Зугра вытащила все платья, кафтаны и рубашки, раскинула перед Дахэ и терпеливо ждала, пока крик дочери перейдет в кашель и тишину. Мать не стала настаивать и подчинилась легкому движению руки Дахэ, захлебнувшись в ее отчаянии. Дахэ не хотела одеваться, говорить, понимать, слышать Зугру.

Не хотела она слушать и Тугуза, что ворвался в дом, наплевав на приличия. Дахэ била ногтем по лучине, восседая на ворохе одежды. Тугуз показался ей зверем, прыгнувшим из тьмы. Мать частенько сравнивала его с шакалом, обвиняя в желании присвоить то, что ему не принадлежало. А отец добавлял, что рыжим верить нельзя, много в них огня – не предскажешь, согреют или обожгут. Но вот пламень упал на колени у ее ног, зашептал в тонкую ткань нижнего платья:

– Я уведу тебя еще до рассвета.

– Нет. – Дахэ позволила ему уткнуться в колени, но его слабости принимать не собиралась. – Ты скажешь все, что хочешь, и уйдешь.

– Я знаю тропы, я ходил к озерам, ты же помнишь. – Тугуз сжал ее ноги, она оттолкнула его.

– Слишком хорошо помню. Мужчина волен идти, куда зовет сердце.

Тугуз попытался поймать ее руку и прижать к губам, но она подняла с пола кафтан.

– Даже в пещеру? – спросил он. – Дахэ, посмотри на меня! Я волен пойти за тобой в пещеру?

Дахэ отбросила кафтан, наклонилась за сае.

– Ни к чему, – ответила она, – тогда мы оба умрем.

– Умру там я. – Тугуз потянул сае на себя. – Ты войдешь в пещеру невестой духа, станешь его женой.

– Ты настолько глуп, что веришь в это?

Под сае лежала фата. Дахэ уставилась на жемчужины, украшающие ткань.

– Я предлагаю тебе быть вместе. Забыть обо всем прочем. Дзыхан и Калекут когда-то тоже бежали из родного аула. Кто остановит нас?

– Они бежали, и боги покарали их меченым ребенком. Мне не нужна подобная судьба. Я всегда поступаю правильно.

– Дахэ! – воскликнул Тугуз, и она бросила фату в него.

Он перехватил покрывало невесты, отшвырнул в сторону.

– С чего ты взял, что я соглашусь теперь? Отчего до Ночи Свадеб не объявил своей невестой? Я бы шла к пещере, зная, что духу придется бороться за меня. Что он найдет внутри меня, – она прижала ладонь к животу, – твое отражение. Твое обещание. Не думал ты, что это могло изменить его выбор?

Тугуз опустил голову.

– По крайней мере, я вошла бы в пещеру счастливой. Но нет, ты предлагаешь мне бежать, подобно битой собаке. Поджав хвост. Лучше бы ты был не шакалом, а волком, Тугуз.

– Дахэ, – снова вскинулся он. – Как ты можешь говорить подобное?

– Ты много говорил. – Сухие глаза пекло. Она долго кричала, стоило переступить порог дома, но так и не заплакала. И сейчас не нашла в себе слез. – Отныне я говорю, что хочу. Пока еще остается время.

– Я соберу еду и вещи, и мы убежим.

– Ты не понимаешь, Тугуз… Ты пойдешь к остальным. Станешь пировать и никогда меня не забудешь. – Дахэ поднялась, прошла по сваленной на полу одежде, остановилась. – Даже если женишься. Женись, Тугуз, – она подняла фату, – но не на Нану! Да, – Дахэ подобрала кафтан, – можешь взять хоть меченую, вы же дружили, но не Нану. Она давно на тебя глаз положила, мерзавка.

– Дахэ.

– Я Дахэ, я помню. И буду ею до утра. А дальше, – она подошла к Тугузу, почти коснулась его плеча, но отдернула руку, указала на дверь, – имя мое исчезнет. Я исчезну.