Демон спускается с гор

– Из пещеры еще никто не возвращался, – напомнила Дахэ. «Неужели наша ведьма верит в старые бредни. Ребенок она, что ли? Целебные воды… Наивно, меченая. Чересчур, даже для тебя».

– Потому не ходи туда. Мы переоденемся, я накроюсь фатой и пойду вместо тебя.

Дахэ обернулась к Айсэт и тут же скривилась от вида разгоревшейся метки. Кровь прилила к лицу ведьмы – и пятно налилось алым. Она действительно верила в полузабытые предания.

– Невеста должна пройти весь путь до пещеры без сопровождающих, – частила ведьма, – никто не узнает подмены. Даже если ты не убежишь, останешься, скажешь, что я пошла вместо тебя. К тому времени я доберусь до целебных источников, а ты… тебя примут, тебе никто никогда не откажет. Твои родители обрадуются тебе. И твой жених тоже.

– Ты прочишь мне сразу двоих, – заметила Дахэ, не оставляя в покое жемчуг.

– Любой из них.

Дахэ удавалось сдержать смех. Хотя куда лучше было бы выплеснуть его на Айсэт, пусть раздерет уродливое лицо, а не горло Дахэ.

– А если там нет источников? Если ничего нет и ты сгинешь в бездонной пропасти или среди равнодушных холодных камней?

– Без воды моим родителям не спастись, – ответила Айсэт. – И мне тогда нет нужды жить.

Жемчуг упал на дощатый пол с глухим стуком, Дахэ принялась за следующий.

– А что горный дух? – От Дахэ никогда не укрывалось то, что замалчивали другие. Вот и ведьма явно недоговаривала. На меченом лице мелькнуло недоумение.

– Ты считаешь, он дурак? – уточнила Дахэ. – Да он сорвет с тебя фату, с живой или с мертвой, неважно, и увидит это твое лицо. Да что там лицо!

Она вскочила. Больше для устрашения, чем поддавшись эмоциям. Столик перевернулся. Свеча упала на пол и погасла, чудом не поделившись огнем с полом и стенами. Айсэт не дрогнула.

– Я выше тебя, я стройнее тебя, я… – Дахэ с силой дернула жемчуг, и он присоединился к перламутровой капле на полу. Тогда она бросила фату, камни дробно ударились об пол и тут же успокоились под весом ткани, – лучше тебя. Он потому и выбрал меня, что я лучше вас всех.

– Настолько лучше, что пойдешь на смерть, чтобы никто в этом не усомнился? – Айсэт выставила вперед подбородок, сжала кулаки. Дахэ пришлись по душе ее движения – они выдавали настоящую натуру ведьмы: зависть душила меченую.

– Замолкни! – прошипела Дахэ. – Не тревожь мать. – И она продолжила изливать свою правду, постепенно ослабляя узел, который стянул живот, стоило ей очнуться от грезы возле пещеры Безмолвия. – Он спрашивал тебя, Айсэт? – Дахэ прикоснулась двумя пальцами к виску. – Внутри звучал его голос? Спрашивал, чего ты боишься? Как он спросил? Между чем предложил выбирать? Ты не побоялась сказать правду?

– Между свободой и заточением, – сказала Айсэт.

«Не задумалась, не стала скрывать. Боги не одарили ведьму разумом, но смелости отвесили щедро», – Дахэ признавала это.

– И ты выбрала свободу? Я права? Потому что заточения ты явно не страшишься, раз предлагаешь поменяться со мной местами. Хотя там не будет заточения, в пределе горного духа меня ждет освобождение от жизни. Все сходится.

– Ты можешь избавиться от этой участи.

– А знаешь, отличная идея. Ты войдешь в пещеру, и одним злым духом в нашем пропащем краю станет больше.

Дахэ хихикнула и прикрыла рот рукой, сделала вид, что устыдилась того, что сказала.

– В отличие от тебя я отправлюсь в пещеру добровольно, – выпалила Айсэт. На лбу у нее проступила вена, еще один изъян и без того уродливого лица.

«Какая благородная ведьма, – подумала Дахэ. – Вы посмотрите только!»

– Что ему твоя добрая воля? – сказала она вслух. – О ней ничего не упоминали в договоре. Потому что добрая воля заканчивается, когда узнаёшь, что взамен не получаешь ничего, кроме холодного поцелуя смерти. Тебя не останавливает его месть за выражение твоей доброй воли? Не твоя и не моя, но смерть придет в любом случае. Он вырвется из пещеры и пожрет жителей Гнилых земель, и они станут проклинать нас с то…

– Не он, – перебила ее Айсэт, – не он пожрет.

Дахэ прикрыла глаза, ждала, что Айсэт продолжит, и не выдержала долгого молчания:

– Говори уже. Все говори. Ты пришла не за себя просить? Добрая воля и жертвенность повязаны в тебе крепче родовой пуповины.

Отчаяние сорвало с нее напускную надменность, наружу пробился не смех, но всхлип. На глазах проступили горячие, не приносящие облегчения слезы. Дахэ хотела визжать и плакать, но приходилось выслушивать меченую.

– Я выбрала заточение, потому что мне открылось будущее.

Дахэ хмыкнула. Что еще могла сказать ведьма. Она разглядела будущее в корнях трав, с которыми проводит времени больше, чем с людьми. Или ей нашептали голоса болот, где она бродит и днем и ночью.

– Недуг моих родителей распространится на всех, кто живет в Гнилых землях. Гневу духа не останется ничего, потому что все умрут, если не вернутся в долины целебные источники.

Дахэ осторожно опустилась на колени. Притянула к себе фату, прижала к животу, тут же разгладила ткань, тронула жемчужные ряды. Что-то надорвалось в ней, застонало.

– И Тугуз? – спросила она. Узел внутри вновь затянулся.