Демон спускается с гор

– Все, – коротко кивнула Айсэт. – Я бы не пришла, Дахэ. Я бы ни за что не просила у тебя.

При этих словах кивнула уже Дахэ.

– Но я видела боль, и кровь, и могилы. Я должна попытаться.

– Должна… – повторила Дахэ, – безусловно.

– Ты понимаешь меня? Ты согласна?

– Почему же ты не спрашиваешь, чего боюсь я? – Дахэ склонила голову на плечо. Она уже ничего не таила. Пусть ведьма увидит ее злость, обиду, страх, пусть почувствует ускользающую жизнь объявленной невесты. – Тебе совсем неинтересно, между чем пришлось выбирать мне.

Айсэт отступила от нее. «Нет, – подумала Дахэ, – синие глаза не полагаются ведьме. С чего боги дали ей такие глаза? Они похожи на февральское небо, в те теплые дни, когда проступают из-под снега первоцветы. Они тянутся к синеве и цветут для скорой весны. Что ты таращишься на меня не принадлежащими тебе глазами, меченая? Зачем явилась тревожить меня в ночь моей свадьбы?»

Дахэ накрыла голову фатой.

– Ты уже догадалась, как умен мой будущий супруг? Ничего от него не скроешь.

– Чего же? – дождалась она вопроса.

– «Чего боишься ты, юная дева? – почти пропела Дахэ. – Смерти или позора?» Вот как он спросил, мой обещанный супруг. И потому я не поменяюсь местами ни с тобой, ни с кем-нибудь еще. Я и только я войду в пещеру этим утром, потому что смерти я не боюсь. Мы все рождаемся, чтобы рано или поздно умереть. В одиночестве или все вместе. Что мне дело до крови, боли и могил? Смерти не боюсь, ответила я духу, и не соврала, ведь больше всего я боюсь позора.

Дахэ сорвала фату и закричала:

– А теперь покинь мой дом, тебе здесь не рады!

Айсэт пнула угли погасших костров, искры зашипели и утихли. Она не справилась. Знала, что дух ни за что не выберет ее, но не ожидала, что оттолкнет загадочного жениха вовсе не внешность – в скрежете и вое черного вихря она не встретила обвинений в уродстве. Его не волновали метки на лице, он искал их в душе Айсэт. И отвернулся от ее души, обвинил во лжи. Но разве лгала она? Айсэт не боялась заточения. Нет! Оттого и была готова войти в пещеру и не выйти из нее, но отыскать целительные воды. Оттого готова была принести себя в жертву духу, если бы он потребовал подобного обмена. Она бы согласилась на свадьбу с Кочасом, на порицание, на прежний образ жизни меченой и непринятой – все для того, чтобы не случилось показанного тенями, подтвержденного водами болот и самим духом. На все что угодно ради жизни.

Как она могла хоть на секунду предположить, что Дахэ поймет? Айсэт сбили с толку ее верные вопросы, но в душе Дахэ никогда не изменяла себе. Слишком гордая даже перед лицом гибели. Ее страшил позор. Позор быть отвергнутой? Унижение от того, что она, красавица, останется жить, а не нужная никому ведьма займет ее место? Поругание семье, не сумевшей отказаться от дочери ради блага деревни?

– А чего я хотела? Она права! О боги, как же она права и как же безгранична моя глупость. – Айсэт дернула себя за волосы. – Мы не выбираем, не выбираем.

Музыка все гремела, когда Айсэт бежала от дома Дахэ мимо шелковицы. Айсэт невольно расслабилась, услышав нежные звуки свирели, отыскавшие внутри нее тихий уголок, в котором она хранила любовь к родителям. Свирель подсказывала пойти домой, остаться с больными в отсчитанные им судьбой дни, часы, мгновения. Держать слабые руки и провожать их вместе с Гумзагом в последний путь. И так вести одну за другой души близких ей людей в предсмертные сумерки, пока она сама не успокоится во влажной земле. И некому будет хоронить ее, последнего человека деревни. Мелодия, сменив мотив, потребовала бежать прочь от священного дерева, от родительского дома, от смирения.

Айсэт все же не обошла родной дом. Мать и отец лежали, глядя в потолок. Айсэт действовала быстро. «Гумзаг навестит их, – рассуждала она, – и мать, ненадолго придя в себя, скажет, что я ушла».

– Он не сумеет исцелить вас, – зашептала Айсэт на ухо Дзыхан. – Мамочка, слышишь? А Дахэ не пожелала поменяться. Значит, я дождусь утреннего часа и войду в пещеру следом за ней. Проскользну, когда вход отворится. Я сумею. Но обещай мне, что вы дождетесь. Еще есть немного времени. Болотные голоса все открыли мне. Гумзаг присмотрит за вами, пока я не вернусь, – пообещала она. – Если сможешь, скажи ему, что дурачок, которому я ни за что не стала бы женой, оказался мудрее жреца.

Айсэт вышла на тропу, ведущую к Кольцу. Ночами болотная хмарь из голубой превращалась в серую, и к неровным берегам Кольца приползали змеи. Приходилось идти осторожно, пригибаться к земле, высматривать чешуйчатые стрелы, сокрытые в траве. Змеи двигались медленно, околдованные гнилостным ароматом, но наступить и пробудить их от дремоты Айсэт не хотелось. Болото встретило ее равнодушно. В ночи глаз Кольца со зрачком острова тщился разглядеть за густыми кронами небо. А на Айсэт и вовсе не обращал внимания. Голоса, к которым она пришла за советом, молчали.

«Именно сейчас, когда нужны, вы вознамерились терзать меня тишиной. Вы испугались духа? Вам же стоит радоваться моей опрометчивости».