Демон спускается с гор

Горы – воплощенные жизнь и смерть. Они возносят снежные шапки к небу – никогда не умирающие старцы, прикованные к своему месту. Они свободны: орлы парят в высоте, черпая мощь скал. И одиноки, хоть и стоят плечом к плечу. Расправляют свои хребты, укрывая жизнь и смерть на склонах – вечное противостояние. Кровавые слезы пиршества оставляет на белом снегу барс. Он поймал горного козла, и развернутая плоть добычи отдает последнее тепло безмолвным каменным свидетелям. У подножия гор, под защитой скалы, поднимается пар от новорожденного козленка. Мать слизывает жаркую кровь жизни с его шерсти, чтобы дитя быстрее поднялось на ножки и ощутило силу, что дают горы. Курится дым очагов. Подражая хребтам, цепью поднимаются к лесу дома. В них тоже рождаются и умирают. В краткий промежуток между рождением и смертью поют хвалу большому каменному дому, милостивому и грозному, дающему и отнимающему. Под массивом гор копают люди ямы и жгут в них сухие каштановые дрова, чтобы бросить в эти ямы руду и тормошить угли, насыпанные сверху, пока твердые слезы гор не побегут и не оставят в яме железо. К горным кручам льнут поля, где человек трудится, кропотливо и безропотно, высаживая просо. И ведет на луга, что украшают горные спины, скот. Человек посвящает свою жизнь горам. И дает им ожить в легендах. Замершие в камне герои и прекрасные девы, мудрые старейшины и храбрые матери, карлики, великаны и боги, – вот кто горы для своих человеческих детей. Они воспитывают истинный характер: стойкость духа, крепость слова, верность и свободу души.

Но, как настоящие боги, горы распоряжаются доверчивым человеком. И просят плату за воспитание. Герои и девы, старики и матери – они приказывают тем, кого избрали: «Умри сегодня». Головокружительные пики, подлые трещины, камнепады, снежные лавины и голодные звери – горы владеют орудиями смерти. И остаются безразличными к судьбам людей.

Айсэт прощалась с горами. Переменчивая ночь вернула вуаль облаков, решив все же, что и ей быть невестой. И под утро излила дождь. Айсэт верила, что так родные горы провожают ее.

– Где Акоз? – спросила она Шарифа, который шел впереди.

– Всадник и конь едины. Но этой своевольной части меня не по нраву пещерный мрак. Гумзаг позаботится о нем. Отведет к лугам. Пусть Акоз наслаждается медвяным ароматом трав и лаской солнца вместо меня.

– Вы обязательно воссоединитесь, – пообещала ему Айсэт. И попросила горы стать печатью ее обещания.

Шариф оставлял за спиной обретенного отца и верного друга. Айсэт изучала узоры на его башлыке, золотое шитье расчертило ткань горными хребтами. «Хоть что-то родное возьмем с собой», – подумала она.

Шариф разрезал ущелье, уводя ее за собой. Они оставили болота по левую руку, водопад – по правую. Слоистые камни ущелья расступались, капли дождя терялись в сети мха. Дождь увлажнил белые пятна лишайника, боролся с широкими листами лопуха. Хорошо, что небо плакало вместо Айсэт. Иначе она заглушила бы стенаниями историю, что завел Шариф, чтобы больше не говорить ни про Акоза, ни про отца.

– Мать или учитель рассказывали тебе легенду о нашем водопаде? Удивительное дело, как хорошо я запомнил детские сказки. Он падает с кручи, не имея истока, и уходит под землю, будто и не было вовсе.

– О том, что водопад не водопад, а девушка, что сорвалась с высоты, спасаясь от гнева небес? – Дзыхан не любила эту легенду, чаще делилась она с дочерью сказаниями о звездах и луне.

– От гнева людей, – возразил Шариф. – Небеса далеко, Айсэт, люди рядом. Та девушка единственная приходила разделить страдания прикованного к скале бога[21]. За что ее и преследовали те, с кем она жила бок о бок. Заметь, боги обрекли на муки одного из своих, а люди обвинили родную им душу. Они гнали несчастную, пока она, устав от погони, не бросилась вниз со скалы. И вот те же боги, что прокляли своего, сжалились над отверженной, – Шариф издал смешок, – не оставили ей жизнь, не перенесли в безопасное место, не одарили крыльями, но обратили в водный поток. В вечные слезы.

– В вечную силу, – поправила его Айсэт. – Боги оставили девушку подле того, о ком она заботилась. Чтобы ее голос приносил ему облегчение.

– Водопады пересыхают в засуху.

– Но наполняются, когда идут дожди. А дожди всегда приходят.

– Значит, всегда… – эхом повторил Шариф, – что ж… надежда и впрямь младшая дочь богов.

– Мне Гумзаг подобного не говорил! – удивилась Айсэт.

– Не вся мудрость мира исходит от него. Привыкай.

– А на что надеешься ты?

– На взаимность.

Айсэт замолчала. Шариф надеялся заслужить любовь Дахэ, выставляя смелостью свое безрассудство.

«Что ж, – Айсэт невольно повторила его вздох, – я тоже иду за любовью». И не стала признаваться – чьей именно.

Ущелье закончилось слишком рано. Дождь не подошел к скале горного духа, остался в лесу. Айсэт карабкалась по камням. Ноги знали, руки помнили, как безопасно подняться на утес. Сегодня она могла забраться к пещере с закрытыми глазами. Она и прикрыла их.

– Будет прекрасный день, – сказал Шариф.