Демон спускается с гор

– Достойная работа. Но кто бы ни был таинственный мастер, он не старался дать лица этим мужчинам и женщинам. Два, четыре, шесть, – он считал выгравированных на воротах людей.

– Наши люди, – Дахэ коснулась выбитой ноги девушки, которая будто бы парила над остальными, – а это, видишь, избранная невеста.

Она дотронулась до своей груди. Жест ее говорил: я разделяю твою участь, мы сестры.

– Тогда он, – Шариф указал на другую створку, – ее жених? Тот, кто потерял невесту? Или тот, кто ждет ее?

– Какая разница, – Дахэ уже заскучала, – как знание об этом поможет нам войти?

– Пятьдесят мужчин и сорок восемь женщин. Давняя история… – Шариф поднял и тут же опустил кольцо ворот, грохот разнесся под своды. – Я все больше убеждаюсь, что духу совсем не нужны невесты. Быть может, он сам отгородился от настойчивых девиц и их родственников? Озеро, ворота, что дальше? Теперь мне кажется: все эти утопленницы наводнили озеро, потому что не смогли пройти дальше. Предпочли воду голодной смерти.

Айсэт больше занимало дерево. Сначала она решила, что оно – близнец дуба, который охранял вход в ущелье духа. Но ветви дуба подземного покрывала черная листва. Корни не вздымались, образуя замысловатые переплетения. Кто-то выбрал место и посадил дерево в идеально ровный, подготовленный для него круг, не потревожив камня. Вместо солнечных лучей, окрашивающих там, наверху, крону золотисто-зеленым светом, с листвы сочилась вода, капли падали и беззвучно ударялись о пол.

Зато желуди отливали золотом.

Дахэ тоже заинтересовалась дубом. Подняла руку, вытянулась, подпрыгнула.

– Не сорвать, – обиженно высказала она ветке.

– Не стоит этого делать, – предупредила ее Айсэт.

– Надо проверить, – Дахэ подпрыгнула еще раз, – не могут они быть золотыми.

Глаза ее блестели, она прыгала и прыгала, но пальцы ловили пустоту.

– К тому же нам нужна еда.

– Ты станешь есть желуди? – удивилась Айсэт.

– Мы ничего не взяли с собой. Ни один из вас, умненьких, – Дахэ повторяла это слово с особым удовольствием, – не подумал, чем питаться в вашем отчаянном путешествии. Если у Шарифа и было с собой гомыле[22], оно никуда не годится после нашего купания.

– А сама ты подумала?

– Я шла умирать. – Дахэ предприняла еще одну попытку. Мешало отяжелевшее, мокрое платье. – Вымочим в воде, затем обжарим на костре. Ученице жреца полагается знать, что к чему.

– Мы все шли умирать, – тихо произнесла Айсэт.

Она подошла к дереву, сцепила руки и подставила их Дахэ.

– Залезай.

– Я думала, их срывать не стоит, – Дахэ передразнила Айсэт. – Даже если несъедобные, зато красивые, – добавила она, с сомнением глядя на Айсэт.

– Я поняла, залезай.

Дахэ оказалась тяжелой, но проворной. Одной ногой она уперлась в ладони Айсэт, зацепилась за ветку, дернула золотой желудь и спрыгнула вниз. Обе застыли на мгновение. Ничего не произошло. Не поднялся ветер, не раздался звон, дерево не заскрежетало и не рухнуло, не слетела черная листва. Дахэ покрутила добычу, поднесла к глазам и резким движением сунула желудь в рот. Сплюнула разломанную зубами скорлупу.

– Сырыми их есть не сто… – попыталась образумить ее Айсэт.

Но Дахэ отмахнулась.

– Вкусно, – она оперлась на плечо обомлевшей Айсэт, – как первый мед в конце мая. Не думаю, что дух – щедрый хозяин и встретит нас обильным столом. Может быть, мы будем умирать по очереди и кто-то успеет проголодаться. А если он ядовит, то быстрее отмучаюсь, как думаешь? Не достанусь никому. – Она проглотила желудь. – Жаль, конечно, что он не из золота. Лезь и собери нам желудей, – заявила она Айсэт и пошла к Шарифу, – да побольше.

Айсэт перевела взгляд на ветку, с которой Дахэ сорвала желудь. На его месте проклюнулся новый плод. Черный.

А под деревом возник человек. Он сорвался с ветвей листом, на миг обрел крылья, раскрыл и закрыл их и встал на ноги. Руки висели вдоль тела, голова слегка покачивалась на тонкой шее, а лица не было.

Кожа, гладкая и золотистая, как скорлупа желудя, покрывала грудь, живот и бедра человека, отнимая мужские и женские признаки, обволакивала глаза, нос и рот, и все же он – мужчина или женщина, человек или демон – видел, слышал и говорил.

– Первая плата, – провозгласил он, и с далекого потолка пещеры с гулом сорвался камень. Скрытый до поры клык пещеры канул из одной тьмы в другую. Озеро поглотило его без всплеска. – Дар. Если сердце не смотрит, то и глаза не видят.

Шариф выпрыгнул из-за спины Айсэт, столь же неожиданный, как и человек под деревом.

– Вторая плата, – человек ронял громоподобные слова вместе с камнями, – выбор. Что слепой схватил, то он крепко держит.

Шариф оттащил Айсэт от дерева, встал перед ней. Он подался вперед, готовясь к броску. Брови сошлись к переносице, ноздри трепетали, как у Акоза, которого он оставил в деревне.

– Третья плата – жизнь. Неназначенный срок далек, назначенный наступит. Вы отдадите дар, выбор и жизнь. И до конца пути не узнаете, кто из вас и когда именно утратит одно из определенных у врат. Взамен вы получите печати.