Демон спускается с гор

– Да, я кричала. Требовала, – кивнула Айсэт, заставляя себя оторвать взгляд от дрожащих губ Шарифа. – А теперь я прошу. Ты позволишь осмотреть рану?

– Они околдовали твою сестру.

– Дахэ мне не сестра.

– Кто же тогда?

– Подруга.

Айсэт не обернулась проверить, слышала ли ее ответ Дахэ. За спиной маячила три-бабушка, а Айсэт вовсе не хотела открывать той своей слабости.

– Змеи принесли нас к озеру, змеи служат ей. – Шариф замотал головой, он с неприязнью смотрел на Айсэт и отодвигался от нее, сминая за собой овечью шкуру. – Они невесты, все до одной. И ты теперь одна из них. – Он перехватил ее пальцы, сжал до хруста. – Где твоя метка, чтобы я мог по ней понять, что ты все еще ты?

– Метка пропала. – Айсэт жалела об обрушившемся на нее подарке судьбы. Многое она отдала бы сейчас, чтобы алое пятно вернулось на щеку. – Но я храню ее след. Ее огонь.

– Никто не остается прежним, – заголосила три-бабушка у порога, – мы очищаемся у вод озера. Излечиваемся, обретаем смыслы. Глаза наши открываются, и мы понимаем, кому должны служить.

– Ты спас меня от иныжа, – Айсэт попыталась перекрыть вопли сумасшедшей старухи. – И от дикого меда. И в пещере вытащил меня из воды. Три раза ты спасал меня, а сам просил спасти единожды, – она говорила и раскрывала рубаху под бешметом. Слезы текли сами собой, рана расцвела и побагровела, и стебли ее заползли к ключицам, обвили ребра, украсили живот.

– Вы должны знать, как вылечить его, – крикнула Айсэт три-бабушке через плечо. – Лесная ведьма обещала, что вы поможете мне.

– Мы не терпим приказов. Учись молить. Ты нам чужая. Ты пила воду ее ручья? Ты ела мед запретной деревни? Ты убила животное в лесу змей? Никто и ничто тебе не поможет. Мы даем кров невестам, а тебя никто не звал, никто не ждал. Никому ты не нужна.

Айсэт вскочила, подхватила кинжал. Острие обратилось к три-бабушке. Дахэ вскрикнула, скорчившись.

– И правильно. Взялась, так режь, – захихикала три-бабушка. – Его режь. – Она указала на Шарифа. – Вырежи сердце, все равно оно ему не нужно. Оно труха и тлен. Оно проклято. Никто не может войти в дом невесты, кроме жениха. А он скоро спустится на берег. Она это знает. – Старуха ткнула в живот Дахэ, и та опять закричала.

– Время! – Старуха схватила Дахэ за руку и потащила к краю озера.

Айсэт отбросила кинжал и выбежала следом. Дахэ держала низ живота свободной рукой, стонала и всхлипывала.

Айсэт услышала, как в доме поднялся и упал Шариф. Поднялся снова. Она повернулась к нему, он подбирался к двери, кинжал и свирель вернулись на пояс.

– Оставайся внутри, пожалуйста. – Душа Айсэт металась. – Я вернусь. Вот помогу Дахэ и вернусь к тебе.

Дахэ нужна помощь, и Айсэт могла помочь ей, не Шарифу. «Тут дело кончено», – злорадно сказала три-бабушка, и правда разъедала душу Айсэт ядом, подобным тому, что оставил в теле Шарифа кинжал из деревни иныжа. А там, на берегу, у вставшей на четвереньки Дахэ все начиналось.

– Поднимись, – требовала три-бабушка и дергала роженицу вверх. – Сейчас явится жених. Погляди, в каком непотребном ты виде, сестрица.

Дахэ взревела и скорчилась, не вставая с колен. Старуха отпустила ее плечо, забегала вдоль озера.

– Выходите, выходите, ваша сестра становится матерью, – взывала она в темные дома.

Айсэт готова была поклясться, что внутри нет женщин. Как только двери закрывались, девушки растворялись в пустоте. Три-бабушка нервничала, почти бесновалась, как порой Кочас в предгрозовой час или в дни особенно сильной жары. Тянула волосы, скалила зубы, прыгала на непослушных ногах и выкрикивала имена девушек.

«Она не знает, как принять ребенка», – поразило Айсэт.

– Если это правда ты, Айсэт, ты поможешь, – шепнул Шариф.

Айсэт вздрогнула. Он стоял совсем близко, и дыхание его тревожило ее волосы. Она ощутила тепло, исходящее от Шарифа, и запах высокогорного луга, усыпанного росой. Глаза Шарифа переполняло золотом, что проступало сквозь лиственную зелень. Айсэт искала его тень, чтобы нырнуть в нее, но дом затянула тьма, весь свет изливался на озеро и Дахэ. И Айсэт не могла заглянуть в лицо смерти, меняющей ставшие родными глаза Шарифа.

– Не дай ей родить здесь, – сказал Шариф.

Дахэ упала на песок, перекатилась на спину. Она не знала, что делать с разбухшим животом, в котором шевелился ребенок. Очертания его выделялись под натянутой тканью платья. Все происходило неправильно. И Дахэ, скорее предчувствуя беду, чем осознавая ее, звала мать, как делает каждый больной ребенок, утопающий в пугающей его боли.

– Не называй чужих имен, сестра, – требовала три-бабушка. – Жениха зови!

– Они заберут у нее ребенка Тугуза, – выдыхал Шариф в волосы Айсэт. – А ее отдадут орлам.

– Что? – ужаснулась Айсэт.

– Смотри. – Шарифа указал на солнце.

От ослепительной белизны солнечного круга отделились точки. Росли и возвращали себе форму. Острые стрелы крыл, могучие тела, сильные лапы с длинными когтями.