Демонтаж

Прочитала лекцию по истории Киликийской Армении: царствование Левона Первого, крестовые походы, франко-армянские браки, разрушительное нашествие с севера и востока и т. д. Сколько ни возвращаюсь к истории этого государства, созданного на чужбине, каждый раз удивляюсь: триста лет армяне жили на совершенно новой для себя земле, обладая независимостью, крепкой экономикой, ведя многообещающую политику. На территории родной Великой Армении никогда не добивались таких успехов, как на Киликийской земле. Ни во времена греко-парфянских или римско-сасанидских противостояний, ни даже в годы, когда находились под властью Византии. И такого ясного культурного ориентира, как в тот период, мы больше никогда не имели. Первое по-настоящему рациональное воплощение Армении в истории. Рациональное – в смысле осознанное, целеустремленное, историческое.

Но снова помешала та же проблема, что всегда: так называемый патриотизм ничтожеств. Их разговоры, что Киликийская Армения – не настоящая Армения, что франки и византийцы, католики и ортодоксы тайно желают поработить нас, что мы вообще другие и церковь у нас особенная, что долг киликийских армян – не о себе думать, а поднять с колен Великую Армению, возродить Двин, помочь Ани и т. д.; мол, настоящая Армения – там, а не здесь; иначе говоря – не жить сегодняшним, а тащить на плечах крест прошлых лет, мучиться из-за долга, трястись от страха перед историческим вызовом. Ведь очевидно, что нам следовало реализовывать себя на новой земле, все силы посвятить укреплению Киликийского государства (первого полноценного государства в армянской истории), чтобы быть готовым к будущим испытаниям (например, к приходу монголо-татар и сельджуков), но вместо дел настоящих, мы тонули в вымышленном: все эти ахи и охи о нашем великом прошлом, о какой-то настоящей, подлинной великой родине. Что сейчас, что тысячу лет назад мы, армяне, живем в плену мифа о Великой Армении.

Миф держит нас за глотку – и одновременно заставляет нас жить. Миф об Армении, простирающейся от Каспия до Средиземноморья, толкнул нас в восемьдесят восьмом объединиться, отделиться от прогнившей империи и начать кровопролитную войну за Арцах – но этот же миф сегодня раздирает нас на части, морит голодом, выводит на свет политическую гниль (т. н. патриотов). Мы любим Арцах, любим его всем сердцем – но эта любовь истощает нас, и она загонит нас под землю. Страшно признаться: мечта о воссоединении ведет нас в очередную историческую пропасть. Сколько лет мы пробудем в небытии: десять, двадцать, пятьдесят?

И вдруг я подумала, что моя жизнь в миниатюре отражает то же самое.

19.12.1996

Сегодня сама пришла в отделение и попросила о встрече со следователем Мурадяном. Мне грубо отказали. Но один густобровый мальчишка в фуражке, видимо сжалившись, подсказал мне его домашний адрес. Я поблагодарила и поехала на окраину города в Девятый жилой массив. Квартира в небольшой многоэтажке. Прямо перед домом – старая бедняцкая лачуга и разбитый «москвич». Я вошла в темный подъезд и поднялась пешком на шестой этаж. Лифт не работал.

Дверь открыла женщина в черном халате, чуть старше меня. Я спросила, здесь ли живет Артем Мурадян. Она представилась его женой, и я вкратце объяснила ей, кто я и почему мне надо встретиться с ее мужем.

Она пригласила меня в гостиную, угостила кофе с конфетами.

– Он скоро вернется, – сказала она. – В два часа он обедает.

Я оглядела скромную гостиную: бледно-зеленые обои, советский телевизор, радиоприемник, старый чехословацкий сервиз, семейные фотографии, деревенский ковер на полу и книжный шкаф, заполненный советскими собраниями сочинений.

Жена следователя рассказала, что он сейчас подрабатывает таксистом и они собираются переехать в Украину к ее родственникам.

– Здесь мы никому не нужны, – прибавила она.

Ее слова заставили меня грустно улыбнуться. Сотни лет жили под властью чужаков, то под властью турок, то под властью русских, и не ворчали, потому что кормились чужими объедками. Зато теперь, когда своя власть, когда сами можем себя прокормить, государство стало во всем виновато. Жертвы колониальной политики? Чушь собачья. Обыкновенная трусость. Обыкновенная низость духа. Обыкновенное рабство.

Во мне опять просыпается ненависть к людям. Почти восемь лет я не испытывала ее – и вот я опять презираю своих сограждан.

Я никак не возразила. Сказала только:

– Да, тяжелые времена.

Следователь пришел ровно в два. Жена встретила его и сообщила обо мне. Он тут же вошел в гостиную и сел рядом на диване. Жена осталась на кухне.

– Со мной уже поговорили в милиции, – сказала я.

Он сидел, склонив голову.

– Что наплели?

– Дали посмотреть фотографии подозреваемых. Допросили.

Он вскинул бровь.

– А еще показали нож, которым его якобы убили.

– Клоунада, – сказал он. – Дешевая клоунада.

– Я тоже так думаю. Может, присматривались, с кем имеют дело. Или пытались запугать?

Повисла пауза.

– Я, к сожалению, больше ничем не могу вам помочь, – сказал он. – Я написал заявление по собственному желанию.

– Почему вас отстранили от следствия?

– Превышение полномочий.