Шмыганье повторилось. Похоже, неведомый зверь не счёл Сергея достойной добычей и вернулся к своим занятиям.
– Верши собирался обобрать – ребята тут, в камышах, верши ставят… – объяснила Лиска. – Шмыгуны любят рыбу прикопать, подождать, когда завоняет, тогда и жрут. Чувствуешь, как смердит?
Из камышей, перебивая запах тины, идущей от воды, тянуло тухлой рыбой.
– Они совсем недавно стали появляться, приходят с того берега.
Девушка закончила отжимать рубашку, но одеваться не спешила.
– Раньше-то про них вообще не никто не слышал. Крупные зверюги сюда не суются, а эти вот повадились. Так-то они безобидные, но во время гона шалеют и могут разнести садки, мостки, а то и заборчик-сарайчик. И уже не шмыгают, а орут, страшно, отвратительно – будто с них кожу сдирают живьём. Брачные песни у них такие.
Зашуршало сильнее, и в камышах возник возмутитель спокойствия – похожий на крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке с лапами. Шмыгун посмотрел на людей крошечными, с бусинку, глазёнками и широко разинул пасть, усаженную длинными треугольными зубами. На Сергея густо пахнуло тухлятиной.
– Пшёл отсюда! – Лиска подобрала с песка ветку и замахнулась на незваного гостя. Зверь не двинулся с места – наклонил узкую башку, и ответил чередой оглушительных шмыгов.
– Знаешь, в чём прикол? Шмыгуны – на самом деле предки китов. Мне один палеонтолог говорил: это, оказывается, доисторические млекопитающие, земноводные. Жили возле водоёмов и питались рыбой и доисторическими лягушками. А потом совсем перебрались в воду и превратились в дельфинов, касаток и китов. Правильно он называется «пакицет».
Сергей поглядел с интересом на шмыгуна-пакицета. Доисторический предок кита перебрал тонкими копытцами, шмыгнул и исчез в камышах. Вслед ему полетела ветка.
– Вот ведь тварь вонючая! Всё испортил…
Сергей не заметил, как девушка оказалась рядом с ним. Ладошки легли ему на плечи, скользнули по груди.
– Что это?
– Не надо, оставь…
Но её тонкие пальчики уже завладели добычей – плоским ключом из жёлтого металла, висящим на провощенном шнурке.
– Ну, уж нет! Ты мне всё скажешь!
Такой подлости Сергей не ожидал. Двойной толчок обеими ладонями в плечи – и он полетел навзничь на песок. Девчонка уселась ему на грудь, упёрлась острыми коленками.
– Признавайся, презренный раб!
– Это от моей старой квартиры. Когда все побежали из города, я подумал: а что я забыл во внешнем мире? Ну и решил остаться.
– А ключ?
– Я прожил там год, а потом понял, что больше не могу сидеть на одном месте. Запер дверь и ушёл.
– Стоп… – девчонка озадаченно нахмурилась – Сколько тебе тогда было?
– Двадцать три.
– Значит сейчас – пятьдесят три? А с виду едва тридцать! А я-то, дура, не верила, что Лес продлевает жизнь!
– Я и сам поначалу не верил… – вздохнул Сергей. Лежать было неудобно – оброненные при падении ножны впились в лопатку.
– И ты ни разу туда не возвращался?
– Нет.
– А ключ таскаешь с собой? Все тридцать лет?
Она перехватила Сергея за запястья и наклонилась ещё ниже.
Маленькие тёмные соски почти касались его лица – затвердевшие, торчащие дерзко, призывно.
– Ты точно, псих. Но, знаешь – мне это даже нравится!
День четвертый
I
Дверь скрипнула. Егор оторвался от исписанного листа и поднял голову.
– Жалнин? Начальство тоби до себе вимагае, йди! Багровая физиономия Вислогуза источала злорадство.
– Що, хлопчику, не по соби? А ось ничо̀го казённим майном розкидатися!
Явившись с утра в лабораторию, Егор взялся за дело – предстояло сопроводить итоги вылазки надлежащим количеством документов. Вчера его хватило лишь на то, чтобы сдать найденные бумаги, и путано изложить основные обстоятельства гибели Конкина. Шапиро, увидев его измученную физиономию, сжалился и отослал отсыпаться, с условием назавтра оформить всё, как полагается. А именно: составить отчёт о выполнении задания, приложив к нему кроки маршрута, докладную о гибели студента первого курса А. Конкина (в двух экземплярах), и объяснительную записку по вопросу утраты подотчётного имущества, тоже в двух экземплярах. Последнее вызвало особое негодование завхоза: тот предложил руководству с позором уволить нового лаборанта, а когда в этом было отказано, потребовал взыскать ущерб, желательно – в двойном размере.
Егор нашёл среди разбросанных по столу бумаг чистовой вариант отчёта и направился к завлабу. Вислогуз с сопением топал за ним – ему явно не терпелось подтолкнуть проштрафившегося лаборанта в спину. – Заходь, шкидник!
Егор не смог отказать себе в небольшой шалости: когда Вислогуз распахнул дверь, он заложил руки за спину, вошёл и встал посреди кабинета, картинно повесив голову. Завлаб в удивлении поднял брови. – Что же вы, голубчик? Проходите, садитесь… На физиономии кладовщика отразилась сложная гамма чувств – от растерянности до искреннего непонимания и горькой обиды.
– Як же ж так, Яков Израилевич? Вин… це ж халатнисть!
В голосе Шапиро прорезался металл: