День ботаника

Им повезло: динамо и лебёдки действовали исправно. Не прошло и трёх часов, как пирога, миновав шлюз номер семь, вышла на простор Химкинского водохранилища.

На Речвокзале черта, отделяющая Лес от «нейтральной территории», отстояла довольно далеко от стен. Страдающие Лесной Аллергией чувствовали себя в безопасности по всему парку и набережной, тянущейся на полторы сотни метров по обе стороны от здания с адмиралтейским шпилем и колоннадами ротонд. У раскрошенного бетонного причала доживали свой век три больших круизных теплохода. Первый, носящий имя «Президент», играл роль причала, к которому швартовались прибывающие лодки. Другой, на облупившемся борту которого едва различалась надпись «Две столицы», служил плавучей гостиницей. Третий, приткнувшийся к пирсу по ту сторону незримой границы, скрылся под сплошной подушкой лиан и ползучих кустарников, превратившись то ли в плавучий островок, то ли в замшелую спину древнего ихтиозавра, выбравшегося погреться на солнышке.

Пирога устроилась на наклонных мостках у борта «Президента». Сергей вслед за остальными расписался в книге для прибывающих, помог Коле-Эчемину сдать багаж в камеру хранения и распрощался с попутчиками условившись встретиться вечером, в одном из местных заведений.

– Понесёшь заказчику? – каякер кивнул на притороченный к «Ермаку» тубус.

– Да, Манукяну.

– Это который «Старьё-Бирём»?

– А ты знаешь на Речвокзале других армян?

– Нет, только Кубика-Рубика.

– Ты смотри, при нём случайно не ляпни…

– Он что, такой крутой? – насторожился Коля. – Вообще-то я тут редко бываю, обычно не поднимаюсь выше Серебряного Бора.

Сергей издал негромкий смешок.

– Дядя Рубик тихий, вежливый. Но ссориться с ним себе дороже, клык на холодец! Он и сам человек уважаемый и дружит с очень, очень важными особами. Без него здесь ни одно серьёзное дело не делается, а ты – «Кубик-Рубик»!

– Нэ панимаю, Бич, за что платить двадцать миллионов баксов, а? Моему шестилетнему внуку краску дай, кисточку – он не хуже нарисует, ни один исскуствовед не отличит!

Рубен Месропович Манукян, владелец лавочки «Старьё-Бирём» критически обозрел холст с большим чёрным квадратом, окаймлённым широкой белой полосой.

– Сарьян лучше, да, Рубик, уважаемый?

Физиономия пожилого армянина расплылась в улыбке.

– Ай, дарагой, уважил старика! В раму красивую вставлю, на самое видное место повешу, гостям показывать стану! Скажу – сам Бич подарил, вспомнил, что у меня радость случилась!

Недавно хозяин «Старьё-Бирём» получил из дома известие о рождении третьего внука. И не замедлил поделиться новостью с Сергеем, как раз заглянувшим на Речвокзал, чтобы обсудить условия очередного заказа. Егерь, попав в Третьяковку, об этом не забыл, благо, в тубусе хватило места ещё для одной картины.

– В раму лучше бы другую, с цветами. Была там такая, «Глицинии» называется. Я её сначала хотел взять, да она на картоне. А его как в трубку свернёшь? Не донёс бы. Так что извиняй, взял эту. Называется – «Постройка народного дома»[6].

– Э-э-э, зачем извиняешься? Какой народный-шмародный дом, а? Там оперный театр построили, самый красивый в Ереване, я туда молодым дэвушек водил!

– Ну, тебе виднее.

На вкус Сергея, пара синих волов, запряженных в красный воз, на фоне карьера и далёких гор слабо ассоциировались с театром.

– Ну, Бич, ну, красавец! Никто не брался – а ты взялся и справился! Фрунзик, ара, забери – и осторожнее, эта ерунда сотни твоих бестолковых голов дороже!

Четырнадцатилетний племянник Кубика-Рубика скатал картины в трубку, увернулся от подзатыльника и умотал в задние помещения.

– Ну что ж, Бич, как говорите вы, русские: долг платежом красен. Ты заказ выполнил – я тоже всё сделал, как просил.

Армянин выложил на стол длинный футляр. На крышке – серебряная табличка с надписью «Holland & Holland Ltd». И, ниже: «Royal Warrant»[7].

Сергей открыл крышку, и у него перехватило дыхание.

Классические, строгие линии. Ложа и цевьё из драгоценного палисандра. Изящная гравировка, змеящаяся по воронёной стали. Произведение искусства, вышедшее из рук лучших английских оружейников.

– Ну что, он? Да ты не торопись, рассмотри, как следует. Сейчас Фрунзика кликну, пусть чаю принесёт.

Егерь протянул руку и деликатно, кончиками пальцев прикоснулся к металлу. Мечта многих поколений поклонников Буссенара, совершенство, воплощённое в лучшей оружейной стали.

– Изумительно, Рубик-джан! Я схожу в парк, опробую, не возражаешь? А то здесь рассматривать – всё равно, что водку нюхать, одно расстройство.

– Конечно, иди, дарагой, иди! Фрунзик-джан, где тебя носит?

– Я здесь, дядя Рубик!

– Помоги нашему гостю. Вот, держи, и не урони, эта штука….

– Знаю – знаю, дядя Рубик, сотни моих бестолковых голов стоит! – дерзко ухмыльнулся мальчишка, принимая футляр.

– Сильно умный стал, а? На, Бич, возьми. На пробу хватит – они дорогие, пятьдэсят долларов штюка, да? Но ты не переживай, дорогой, надо будет – ещё привезём.