День, когда мир перестал покупать

Уортон рассказывает о женщине, славившейся любовью к роскоши и ежегодно заказывавшей двенадцать платьев; когда New York Times взяла интервью у любителей «сверхбыстрой» моды в поколении Z, оказалось, что даже молодые женщины из среднего класса (работающие после учебы или посещающие университеты третьей лиги) покупают от восьмидесяти до двухсот предметов одежды в год. Кроме того, нельзя не отметить тот очевидный факт, что богачи Позолоченного века[19] обходились в основном без электричества и современной сантехники, ездили в конных экипажах вместо автомобилей и путешествовали за границу на корабле, возможно, раз в год. Их дома зачастую не превышали в размерах типичные дома нынешних жителей пригородов.

Иначе говоря, богатство – вещь весьма странная. Борьба бедных за выживание не так уж сильно изменилась за прошедшие сто лет. Богатство же, напротив, связано не с каким-либо устойчивым состоянием роскоши или комфорта, а с роскошью и комфортом по сравнению со всеми остальными в данный момент времени. Есть ли место для богатых в мире, переставшем покупать? История богатства дает утвердительный ответ.

Архетипы потребительства среди богатых можно проследить, по крайней мере, до Италии эпохи Возрождения, когда в Европе и во всем мире ширилась торговля, и люди почти из всех слоев общества стали покупателями. Изабелла д’Эсте – молодая аристократка из города Мантуя в XVI веке – требовала «последних новинок», называла свою страсть к вещам «неутолимой», а интересовавшие ее товары «тем более желанными, чем быстрее их можно получить». Однажды она попросила друга семьи, отправившегося во Францию, привезти ей лучшую черную ткань, какая только известна человечеству.

«Если она не лучше той, что носят другие, я предпочла бы обойтись без нее»,

– говорила она с надутым видом.

Тем не менее откровенное мотовство в эпоху Возрождения не одобрялось. Богатством следовало наслаждаться тихо, за закрытыми дверями, и его нужно было оправдать в глазах Бога и беспокойных масс, тратя деньги на общественные сооружения и инфраструктуру, финансирование армии, организацию праздника или – особенно – возведение церкви. «Богато украшенная часовня сильно отличалась, скажем, от „феррари“ в наши дни», – отмечает историк Фрэнк Трентманн. В Китае на ранней стадии потребительской культуры хороший вкус демонстрировался посредством приобретения антиквариата, умения писать стихи или играть на цитре, а не только через богатство. Антиматериалистические, антипотребительские и, возможно, даже антикапиталистические ценности охотно принимались состоятельными людьми в прошлом, – утверждает Клифтон Худ, историк в колледжах Хобарта и Уильяма Смита на озере Сенека в Нью-Йорке, являющийся одним из немногих исследователей американского богатого класса. («Изучать какую-то тему, еще не значит прославлять ее», – твердо уточняет он.) Например, на протяжении большей части XVIII и XIX веков богатые в США придерживались разных мнений по поводу основной ценности, которую мы сейчас ассоциируем с богатыми: открытого стремления заработать много денег. «В Соединенных Штатах Америки высший класс всегда был заинтересован в том, чтобы отличаться от среднего класса, – объясняет Худ. – Это, в частности, включало представление о себе как о более благородных, особенных, утонченных, любящих искусство, а также в целом более знающих и искушенных».

Чтобы считаться высшим классом в ту эпоху, человек должен был не только иметь деньги, но и соответствовать строгим требованиям к речи, образованию, гигиене, этикету, одежде и поведению. От членов высшего общества ожидалось, что они будут вносить (или по крайней мере делать вид, что вносят) вклад в развитие знаний, общественного благосостояния или науки. Многие из них писали картины, занимались литературой, рукоделием или каким-либо подобным ремеслом, а также владели иностранными языками. Они определяли себя при помощи этих качеств до такой степени, что в переписях населения того времени некоторые называли свой род занятий просто «джентльмен».

«Быть человеком высшего класса значило не зарабатывать на жизнь или не стремиться зарабатывать на жизнь, – говорит Худ. – Это совершенно противоположно нынешней ситуации, когда люди из верхних слоев среднего класса не только работают больше и усерднее, но и хвастаются этим».