День, когда мир перестал покупать

20 Это словно мир с меньшим количеством людей, в котором людей меньше не стало

Румико Обата любит говорить, что она родилась на винокурне. На протяжении четырех поколений ее семья производит саке в длинном, похожем на амбар здании, которое называется кура, на берегу Японского моря. Внутри был лабиринт комнат, подземное царство, где затхлые запахи висели морским туманом, а синтоистские святилища духа саке блестели в темных углах. Будучи девочкой, Обата играла в этом лабиринте, но позже мечтала убежать ото всех этих традиций и древности. Она стремилась ворваться в современный мир. Она хотела уехать с острова Садо.

На карте остров Садо напоминает молнию, окаменевшую и упавшую в море в тридцати километрах от западного побережья Хонсю – крупнейшего острова Японии. Садо кажется отдаленным местом, но, если говорить о времени, то от Токио его отделяют всего три часа пути на скоростном поезде и пароме. При первой же возможности Обата переехала в столицу, получила степень юриста в престижном университете и начала работать публицистом, продвигая голливудские фильмы, демонстрируемые в Японии.

Обата жила своей токийской мечтой, пока раздувался экономический пузырь. То были дни, когда молодые женщины могли ходить в бар без денег, потому что их напитки наверняка оплатили бы японские белые воротнички; когда ночные тусовщики ловили такси, держа в руках листы бумаги с написанными на них непомерными суммами для водителей; когда в десерты и коктейли начали добавлять золотые хлопья в качестве съедобного украшения. Прежде всего это было время, когда токийская площадь Сибуя стала видением будущего мира. Гигантские экраны и освещенные прожекторами рекламные щиты озаряли неземным сиянием царивший на ней карнавал потребительства. Подростковые субкультуры соревновались в авангарде уличной моды (гигантские носки! кринолины! все сверхкавайное!), а при этом и молодые, и старые одинаково охотно покупали Versace, Dior и Louis Vuitton, создавая тренд повседневной роскоши, вскоре распространившийся на весь мир.

Судя по цифрам, этот пузырь лопнул в канун 1990 года, но в Токио афтепати продолжалась. Затем, в январе 1995 года, мощное землетрясение с центром в районе города Кобе унесло жизни более шести тысяч человек. Два месяца спустя адепты культа судного дня «Аум Синрикё» совершили теракты в токийском метро. Члены культа садились в поезда в утренний час пик, а затем перед выходом из вагона прокалывали зонтиками с острыми наконечниками поставленные на пол вагона пакеты с жидким зарином – токсичным нервно-паралитическим веществом, которое быстро испарялось как смертельный газ. Тринадцать человек погибли и еще тысячи получили серьезное отравление.

Хотя Япония славится своей способностью преодолевать невзгоды, японцы не просто «живут дальше». Они склонны к самокритическому анализу и размышлению о том, какой урок можно извлечь из трагедии. Когда землетрясение обрушило новые небоскребы Кобе, многие японцы начали сомневаться в идеях современности и прогрессе. Газовая атака в метро заставила их задаться вопросом, не была ли культурная гармония принесена в жертву экономическому буму на алтаре материализма. Писатель и нобелевский лауреат Кэндзабуро Оэ от имени миллионов сказал, что эти два кризиса показали тот «духовный тупик», в который зашли японцы.

Годом ранее подобные мысли появились и у Румико Обаты. Блеск токийского образа жизни, о котором она мечтала на острове Садо, померк в ее глазах. Когда начался апокалиптичный 1995 год, на нее снизошло прозрение. «Я подумала, что если завтра наступит последний день на Земле, то я хотела бы провести его, попивая саке в своей маленькой темной винокурне».

Обата живет на острове Садо уже четверть века. Вместе с мужем – бывшим редактором в крупном токийском издательстве – она представляет пятое поколение своей семьи, контролирующее производство саке Obata Shuzo. Вернувшись сюда, она, по ее собственным словам, сначала была предприимчивой и следовала традиционному подходу, пытаясь расширить рынок своей продукции в стране и за рубежом. Через некоторое время она почувствовала, что впадает в уныние. Проблема, как она поняла, заключалась в том, что она «продавала ради того, чтобы продавать».

Только тогда она заметила, что на острове есть пустующие дома и исчезающие деревни. Торговые ряды, или сётен-гай (shoten-gai), всегда стоявшие на главных улицах, теперь стали называться сата-гай (shatta-gai), потому что на многих закрытых витринах были опущены ставни (англ. shutters).