День, когда мир перестал покупать

«Садо на тридцать лет опережает Токио», – сказала мне Обата. Зажатая в своем полосатом костюме, она была похожа на певчую птицу; и так же, как певчая птица, она обладает жизненной силой, превосходящей ее размер. Обата – оптимистка, но идея о том, что отдаленный сельский Садо опережает Токио на пути к горизонту будущего, удивительна и одновременно тревожна. Если пример людей, давно и добровольно выбравших простой образ жизни, показывает нам, кем мы можем стать как личности после нескольких десятилетий без шопинга, то Садо демонстрирует это в более широком масштабе. И как бы вы ни относились к потребительской культуре, только самый неисправимый мизантроп, прибыв на остров Садо, не испытывал бы приступа отчаяния, а то и откровенной паники.

Численность населения острова уменьшилась со 120 000 до 55 000 человек и продолжает снижаться.

Только по демографическим показателям экономика Садо сократилась вдвое. Сядьте с жителями Садо перед картой острова, и они начнут указывать на одну деревню за другой и говорить «акийя» или «хайкё». Пустые дома. Руины.

Одно из таких мест, поселок Айкава, прекрасно отражает историю. В начале XVIII века здесь располагалась одна из крупнейших в мире золотых шахт, где добывалось столько руды, что гора разделилась надвое. В то время префектура Ниигата, в которую входит Садо, была самой густонаселенной в стране – свыше миллиона человек, а в самом Садо на квадратный километр приходилось больше жителей, чем на современных Гавайях. В XX веке шахта пришла в упадок, но экономика мыльного пузыря превратила Садо в популярное место отдыха: он считается каноническим примером фурусато – ностальгического идеала родного сельского города. Затем пузырь лопнул. Вскоре на острове началось то, что демографы называют «двойным отрицательным демографическим неравновесием». Люди мигрировали в Токио, а оставшиеся рожали слишком мало детей на смену умиравшим старикам. Повсюду на острове можно увидеть заброшенные загородные дома из характерного красно-коричневого дерева и с черной черепицей, словно бы уставившиеся пустыми окнами-глазницами на закат. В Айкаве чувство запустения сильнее леденит душу, потому что здесь оно больше напоминает о наших временах. Современные безлюдные многоквартирные дома возвышаются над тихими улицами, как будто после ядерной катастрофы. Ярко-синий плакат на стене нелепо провозглашает: ВЛАСТЬ МОЛОДЕЖИ!

Садо часто называют Японией в миниатюре, и действительно, уже более десяти лет население страны тоже медленно сокращается. Япония – «гипервозрастное» общество, как говорят географы. Почти треть ее жителей старше шестидесяти пяти лет, и население уменьшается на несколько сотен человек каждый день. Если Япония не откроет двери для иммигрантов, то по прогнозам ООН она потеряет почти двадцать миллионов человек в ближайшие тридцать лет. В то время как большая часть мира борется с перенаселением, Япония беспокоится о депопуляции. Дикие кабаны и обезьяны селятся в заброшенных деревнях.

Экономика Японии пока не сокращается, но балансирует на грани спада. Первое десятилетие после того, как лопнул пузырь, называют Потерянным десятилетием, а первое поколение, вышедшее на рынок труда после краха, известно как Потерянное поколение, или Поколение ледникового периода. Спустя три десятилетия после эпохи бурного роста многие японцы просто говорят обо всем этом как о Потерянных годах.

Япония никогда не падала в такую же глубокую пропасть, как Финляндия, не говоря уже о страданиях постсоветской России. Однако ни в одной другой богатой стране экономика не замедлялась так надолго. Уровень потребления японских домохозяйств после окончания бума выглядит как выравнивающаяся кривая. Одно правительство за другим пытается заставить людей снова тратить деньги. Американский экономист Милтон Фридман однажды провел мысленный эксперимент, при котором правительство «разбрасывает деньги с вертолета» для стимулирования экономики; Япония дважды очень близко подходила к тому, чтобы превратить эту фигуру речи в реальность, раздав десятки миллионов торговых ваучеров стоимостью до двухсот долларов каждый. Однако и это не сработало.