День, когда мир перестал покупать

Будучи мэром, Такано начал публичные слушания о том, как преодолеть кризис на Садо. Чего хотели островитяне от своей экономики? Некоторые требовали роста, но большинство считало, что этот вопрос уже закрыт. «Сопротивляться в общем-то бесполезно», – признал Такано. Община решила, что главная цель экономики – превратить Садо в сумиясуй токоро, то есть «комфортное место для жизни». Он должен отличаться чистой окружающей средой, хорошими винокурнями по производству саке, растущей популяцией токи, заботой о пожилых людях, а также поддержкой традиций и восстановлением лучших образцов архитектуры. «Наша задача в том, чтобы живущие здесь люди чувствовали себя счастливыми, и мы выстраиваем местное сообщество, чтобы у них была хорошая жизнь», – объясняет Такано.

Трудно ли было отказаться от роста? Ему не кажется, что это так уж серьезно. «Ситуация не меняется в одночасье – она меняется на протяжении примерно десяти лет. Если вы достаточно гибки, то должны суметь приспособиться».

Сегодня Такано может позволить себе роскошь смотреть в будущее. Возможно, считает он, история острова Садо – это просто история XX века: прорыв в современность, а теперь возвращение к более непреходящей модели. Четыре столетия назад, до эпохи золотодобычи на Садо, население острова составляло около пятидесяти тысяч человек. Затем оно более чем удвоилось, а теперь снова приближается к пятидесяти тысячам. «Если не считать период шахт, – говорит он, – то все не так уж сильно изменилось».

Сейчас его больше интересуют причины сокращения населения Японии. Люди заблуждаются, уверен он. Они считают, что проблема в депопуляции сельских районов, глобальном паттерне миграции в город. Однако большинство японцев и так уже живут в городах, а численность населения падает по всей стране. В Токио один из самых низких показателей рождаемости – ниже, чем на острове Садо. Без мигрантов из сельской местности самый большой город в мире находился бы, с демографической точки зрения, на пути к вымиранию, и каждое новое поколение было бы малочисленнее предыдущего. Таким образом, в известном смысле, не сельская местность, а именно город – огромный, неспящий, ненасытный, соблазнительный – ответственен за этот упадок Японии. Люди исчезают в нем. Почему это происходит? Такано много размышлял над этим вопросом.

«Возможно, человеческая природа такова, что, когда культура вступает в период зрелости, она пытается уничтожить себя, прийти к своему концу. Может быть, это заложено в нас изначально, – рассуждает он. – Возможно, есть какой-то бог, играющий определенную роль в сокращении нашего числа».

От этого легко отмахнуться как от апокалиптического видения человека, который наблюдал, как его собственный мир увядает и разваливается. Однако такой образ, похоже, неотступно следует за дилеммой потребителя. Мы не можем перестать покупать; мы должны перестать покупать. Дело не только в том, что потребление нарушает климат, вырубает леса, загромождает нашу жизнь, наполняет наши головы «одноразовым» мировоззрением и даже крадет звезды с ночного неба. Хуже всего то, что оно не оставляет нам никаких идей о том, что еще можно сделать, никакой веры в то, что может быть по-другому. Куда бы мы ни повернули, оно обрекает нас.

Японское слово, обозначающее потребление, – сёхи[26]. Оно было создано в девятнадцатом веке из двух других слов: хи – тратить и сё – гаснуть, как догорающий огонь. Корни английского слова схожи: глагол consume (потреблять) означал полностью исчерпать то, что существовало раньше, ничего не оставить после себя, как если бы это поглотило пламя. Если мы хотим потреблять все больше и больше, то это означает больше всего: больше возможностей и больше истощения, больше переживаний и больше тревог, больше глубины, но также и больше поверхностности, больше полноты, но также и больше пустоты. Мы будем поглощать время, пространство, жизнь, смерть. Мы будем поглощать других и самих себя. Все это исчезнет в огне.

21 Сто пятьдесят тысяч лет спустя…

Деревня племени жу|’хоанси Дуин Пос (то есть Dune Post – буквально «блокпост в дюнах» – на языке африкаанс) скрывается из виду где-то за невзрачным кустарником пустыни Калахари. Пять женщин, словно пять пальцев руки, легко и быстро нащупывают путь вперед через этот ландшафт. Сейчас самый сезон для сбора клубней дикого батата, которые восхитительны и в жареном виде, и в сыром, когда они сладкие и освежающие, как нежный сахарный тростник. Каждые несколько мгновений кто-нибудь из этой группы наклоняется и энергично копает, несмотря на жару – выше 40 °C даже в эти вечерние часы.