День, когда мир перестал покупать

А потом сбор внезапно заканчивается. Женщины направляются обратно к деревне, каким-то образом зная ее точное положение в пустыне, где я совершенно не ориентируюсь. Они собрали несколько десятков кустов батата, горсть других клубней и охапку сочных огурцов гемсбок (у которых ядовит только корень). Этого достаточно, чтобы кормить деревню пару дней.

Меня удивляет собственная реакция на решение женщин вернуться домой с таким небольшим количеством еды. Мне кажется, что это выходит далеко за рамки простого образа жизни – в опасную зону. Почему бы не остаться здесь до заката, не раздобыть достаточно еды на месяц, не заполнить склад, пока батат растет в изобилии? В такой суровой местности как можно не максимизировать производительность, когда имеется избыток ресурсов?

На протяжении десятилетий люди, изучающие жизнь охотников-собирателей, объясняли это по-разному. Некоторые пришли к выводу, что пустыня Калахари, как это ни странно, является раем изобилия, в котором пища всегда доступна знающему охотнику или собирателю, а следовательно, нет и необходимости думать о будущем. В действительности, хотя Калахари часто удивительно плодородна, ее богатства непредсказуемы, и тяжелые периоды лишений не редкость, особенно во время засухи. Поэтому жу|’хоанси всегда много перемещаются по своим территориям, следуя за разрозненными и сезонными пищевыми ресурсами. Этим также объясняется то, почему они не прикладывают дополнительных усилий, ведь зачем нести обременительный груз вещей или еды, когда путешествовать приходится пешком? И все же, нет никаких сомнений в том, что жу|’хоанси могли бы нести больше, чем в тот вечер, или сохранить припасы и вещи в таких местах, куда они всегда возвращаются.

В настоящее время известно, что многие культуры охотников-собирателей применяют меры, направленные на избежание чрезмерной эксплуатации земель; например, они оставляют нетронутым часть батата в разгар сезона, чтобы дать большему количеству растений шанс на размножение. Возможно, что в их случае работа не на полную мощность есть акт экономии в более старом смысле слова: это разумное использование ресурсов с целью их сохранения в будущем. Отметим вдобавок тот факт, что долгие часы работы подрывают представление жу|’хоанси о хорошей жизни. Подобно добровольным «упрощенцам», но только в большей степени, они решили кейнсианскую «экономическую проблему», просто имея настолько мало потребностей, чтобы удовлетворять их относительно легко, даже посреди пустыни Калахари. Наградой за то, что вы обходитесь меньшим, должно быть изобилие свободного времени.

Антрополог Джеймс Сазман отмечает, что люди на Западе уже давно воображают, что они тоже когда-нибудь удовлетворят свои материальные желания и перейдут к праздной жизни. Проблема не в том, чтобы достичь этого удовлетворения, а в том, чтобы осознать его. В 2008 году политолог Роберт Э. Гудин и его коллеги обнаружили, что, работая ровно столько, чтобы жить чуть выше черты бедности, и сведя домашние дела к минимальной норме социальной приемлемости, люди в богатом мире могут наслаждаться массой свободного времени. Однако большинство предпочитают вместо этого работать, чтобы приобрести второй дом, сделать ремонт, купить большое количество одежды, стильную мебель, новейшие гаджеты, путешествия с приключениями – и продолжают мечтать о дне (вечно отодвигаемом), когда технологии наконец освободят их от ежедневного труда.

В каждой теории о том, почему жу|’хоанси живут просто, вероятно, есть зерно истины, но ни одна из них не объясняет, почему женщины добывали пищу лишь на один или два дня, когда, приложив чуть больше усилий, они могли бы принести достаточно на целую неделю. Более того, это происходило во время засухи – в таких опасных обстоятельствах, которые, как мы убедились во время пандемии, вынуждают многих из нас запасаться едой, припасами и даже развлечениями.

Все это кажется тем более необъяснимым в свете еще одного несомненного различия между жу|’хоанси и глобальным обществом потребления: жу|’хоанси относятся к совместному использованию очень и очень серьезно.

Вернувшись в деревню, женщины складывают собранную еду в кучу и садятся на одеяла вокруг костра. Сейчас в нем горит несколько небольших поленьев, ведь тени удлиняются, жара пустыни быстро рассеивается с приближением заката, и к полуночи станет почти прохладно. Сцена пронизана ощущением благополучия. На Западе принято считать любого африканца, живущего в хижине, олицетворением отчаянного положения. Однако здесь люди выглядят очевидно здоровыми, их кожа так и сияет. Старик, почти слепой от катаракты, стучит тростью по забору, чтобы присоединиться к группе, но даже он кажется полным сил и отпускает остроты своим соседям, пока устраивается. Все будут ужинать вместе, и все будет общим.