День, когда мир перестал покупать

В богатом мире воздух и так уже был относительно чист, в том числе потому, что развитые страны теперь производят не так много товаров; они в значительной степени перенесли загрязняющие отрасли в другие части земного шара. И все же вскоре та синева, которую человеческий глаз воспринимал как более настоящую (как будто прежде мы бродили по мелководью, а теперь заглянули в более глубокие воды), появилась даже над Ванкувером – городом с едва ли не самым свежим воздухом на планете. В некоторые дни самый чистый городской воздух в мире регистрировался в Лондоне и Нью-Йорке. В Торонто запахло дубовой и сосновой саванной, которая покрывала эти места до появления там города; жители Лос-Анджелеса, проснувшись утром, вдыхали свежий аромат полыни после дождя. То, что почти все мы прежде дышали воздухом более грязным, чем мы могли себе представить, внезапно стало очевидно. Отсутствие различимой дымки – своего рода альтернативное свидетельство невидимого загрязнения атмосферы парниковыми газами – было пугающе красноречивым.

По мнению многих, воздух очистился потому, что все остались дома. Но если точнее, причина заключается в том, что потребительская экономика остановилась. Заводы закрылись. Самолеты не летали. Морские пути не использовались. Наши ежедневные поездки с целью заработать или потратить деньги отменились. Дилемма потребителя сделалась предельно ясной: наша экономика приводится в действие потреблением, но потребление обусловливает выбросы углекислого газа. Эта связь настолько сильна, что климатологи уже давно используют рост первого как индикатор роста второго. Ускорьте цикл моды, и вы ускорите изменение климата; сократите рождественские расходы, и в этом году в атмосферу попадет меньше молекул CO₂. Однако решение проблемы изменения климата путем сокращения объемов потребления никогда не рассматривалось политическими лидерами всерьез.

С того момента как в 1972 году Римский клуб опубликовал доклад «Пределы роста», предупреждая мир об опасности неограниченного роста на планете с ограниченными ресурсами, ведутся споры о том, можно ли иметь постоянно растущую потребительскую экономику и одновременно чистый, здоровый природный мир. Могут ли люди жить со всеми удобствами, к которым мы привыкли или к которым мы стремимся (кондиционирование воздуха, три автомобиля в домохозяйстве, постоянно обновляемый гардероб, бесконечные новые покупки, путешествия по всему миру), не нанося вреда окружающей среде? Доклад не исключал такую возможность. «Именно успех в преодолении ограничений формирует культурную традицию многих доминирующих народов в современном мире», – говорится в нем.

Эта господствующая точка зрения никогда не менялась, и идея о том, что вся наша экономическая деятельность – от швейных фабрик до футбольных матчей, от скотоводства до массового туризма – может быть отделена от вреда окружающей среде, словно товарный вагон от поезда, стала путеводной звездой правительств и корпораций по всему миру. Это краеугольный камень веры в то, что технологии могут решить проблему изменения климата без необходимости существенной трансформации нашего образа жизни. Это Святой Грааль под названием «зеленый рост»: постоянно развивающаяся экономика, не наносящая ущерба окружающей среде.

В середине 2010-х годов возможность такого отделения вдруг показалась реальной. Когда поступили ежегодные данные о глобальных выбросах углекислого газа за 2014 год, они показали, что выбросы CO₂ остались на прежнем уровне. Мы закачали в атмосферу не меньше углерода, чем годом ранее, но, по крайней мере, и не больше. Затем то же самое произошло в 2015 году и еще раз в 2016 году. «Есть основания для оптимизма», – сказала мне тогда Лаура Коцци. Коцци возглавляла работу с данными в Международном энергетическом агентстве (МЭА), насчитывающем двадцать девять стран-участниц с крупнейшими экономиками мира.

Однако для пессимизма оснований тоже хватало. Выбросы все еще были дико, безответственно высокими. Когда их годовой рост впервые остановился в 2014 году, это произошло на рекордно высокой отметке. Чтобы вообразить эту ситуацию, давайте представим, что атмосфера – это ванна. Положим в нашу воображаемую ванну кучу шариков для пинг-понга, которые символизируют накапливающийся в атмосфере углекислый газ. Тенденция такова, что каждый год мы добавляли все больше и больше шариков для пинг-понга, пока в 2013 году не установили рекорд (допустим) в десять новых шариков. В 2014 году мы опять добавили десять шариков, но, по крайней мере, не одиннадцать или двенадцать. В 2015 году мы добавили еще десять, и то же самое произошло в 2016 году. Общее количество шариков для пинг-понга в ванне – то есть углекислого газа в атмосфере – продолжало увеличиваться, но темп, с которым мы его добавляли, перестал ускоряться.