Поскольку более качественные товары, как правило, требуют больше работы и лучших материалов, то и цены значительно повысятся, компенсируя хотя бы часть упущенной выгоды, вызванной падением общего количества проданных продуктов. Это также означает, что при преднамеренном переходе к рынку с меньшим количеством, но более качественных вещей гораздо больше людей останутся занятыми, чем в случае, когда потребление замедляется в условиях серьезной рецессии. Между тем, гораздо бо´льшая часть экономики депотребления будет зависеть от того, что происходит в течение длительного срока службы продукта, когда он может потребовать технического обслуживания, ремонта или модернизации, либо быть арендован, совместно использован или перепродан. Это «радикальное, системное изменение», считает Купер. Может ли экономика депотребления иметь такой же размер, как экономика потребления? Ответ на этот вопрос зависит от человеческой изобретательности, говорит Купер. Но он подозревает, что, по крайней мере на начальном этапе, экономический рост замедлится.
«Что движет одноразовой культурой? Ну, часто люди хотят иметь самое новое и модное, – объясняет Купер. – Но есть и
Идея о том, что долговечность ляжет в основу культуры более низкого потребления, восходит, по крайней мере, к 1982 году, когда Организация экономического сотрудничества и развития призвала правительства содействовать увеличению срока службы товаров, чтобы замедлить лавину мусора, скапливающегося на свалках всех стран мира. Очевидно, этого не произошло. Только с приближением 2020 года Купер заметил, как на общенациональном уровне принимаются меры по обеспечению большей долговечности товаров. В 2015 году Франция признала запланированное устаревание незаконным, определив эту практику как преднамеренное сокращение срока службы продукта с целью увеличения коэффициента его замещения и введя значительные штрафы и даже возможность тюремного заключения. Когда в 2018 году Швеция сократила вдвое налог на доходы с ремонта, она предприняла новаторскую попытку решить проблему выбросов углекислого газа путем сокращения потребления, а не его «озеленения». К 2021 году весь Европейский союз был готов ввести «право на ремонт» – более широкий доступ к инструментам, деталям и информации, необходимым для ремонта товаров, – в свою потребительскую политику, планируя в дальнейшем обязать производителей наклеивать на свои товары этикетки с указанием их срока службы.
Долговечность особенно важна для шеринговой экономики. Совместное использование товаров изначально продвигалось как действие, сокращающее потребление по самой своей природе: здравый смысл подсказывает, что если люди совместно используют, скажем, автомобиль или кухонный комбайн, то каждому из них не нужно покупать собственный. На практике шеринговая экономика оказалась гораздо сложнее, особенно в случае приложений для вызова автомобиля с водителем, которые, вместо того чтобы вдохновлять людей отказаться от владения автомобилем, подтолкнули многих совершать больше поездок с использованием, например, Uber, и меньше ходить пешком, ездить на велосипеде или на общественном транспорте. Во многих местах из-за таких сервисов дорожное движение стало лишь более напряженным. Но долговечность влияет на совместное использование еще проще: если транспортные средства не разрабатывались специально так, чтобы выдерживать постоянный износ от совместной эксплуатации, то они быстрее ломались.
Даже самые элементарные формы шеринга подрываются запланированным устареванием, утверждает Джули Смит, долгие годы возглавлявшая старейший в США сервис по прокату инструментов в Колумбусе, штат Огайо. «Мы видим, что
Есть два аспекта долговечности, и создание более качественных вещей – лишь один из них. Второй находится внутри нас самих и проистекает из нашего отношения к вещам.
Наши свалки уже полны продуктов длительного пользования, которые медленно сминаются под новыми слоями аналогичных товаров. Каждое скопление выброшенных абажуров, тумбочек, велосипедов, клавиатур, свитеров, гидромассажных ванн, игровых приставок, унитазов, детских игрушек и так далее, нередко даже вполне рабочих, свидетельствует о проблеме не столько продолжительности жизни вещей, сколько отсутствия у нас желания беречь их.