День середины лета

— КАКИЕ ДЬЯВОЛЫ НАШЕПТАЛИ ТЕБЕ ЭТО?! — мужчина был готов сорваться на крик. — ДА Я БЫ НИКОГДА… — он осекся, поняв, ЧТО чуть было не ляпнул, — никогда бы такой ерунде не поверил…

Но Илл'а его оговорки, казалось, не заметила.

— Ты был там, — повторила в который уж раз, но теперь изумленно, словно смысл этих слов только что до нее дошел в полной мере.

И вдруг напряглась, закаменела, отстранилась — да сделалась такой чужой, что Огнезор вмиг растерял все привычные фразы, как гневные, так и утешающие.

— Ты был там — и ничего не рассказал! — посмотрела с неверием. — Почему, Эдан?..

Это был упрек, столь раздражающе явный, что он просто не смог удержаться.

— А зачем? — ответил резко. — Разве сейчас тебе легче стало от того, что ты знаешь, как умерла когда-то, Илл'а? Чем это могло помочь? Ты жива здесь и сейчас — вот и живи, оставь все в прошлом!

— Я не могу… — улыбнулась она грустно, беспомощно. — Ты же сам сказал мне недавно… Ведь это значит — и тебя тоже оставить в прошлом, Эдан!..

Раздражение улеглось в нем, сменившись чувством вины. Какими бы глупыми надеждами Огнезор себя ни обманывал, но холодной, рассудочной частью твердо знал, что оставить Илл'у в прошлом будет лучше для них обоих… Однако он не стал лгать, уверяя ее в обратном. Лишь молча притянул Снежинку к себе — держал, пока она не затихла. И после выпустил из объятий, не желая повторить ошибку и позволить их снам опять перемешаться. Но и совсем уходить не желая тоже…

А потому лишь ненадолго он наведался в свою каюту — забрать кое-какие вещи да проведать Илана, впрочем, мирно спящего, — и тотчас же вернулся. Устроился, по давней привычке, на дощатом полу спиной к скрипящей, хлипкой корабельной переборке.

Илл'а была рядом — только протяни руку. Это делало Гильдмастера почти спокойным. Умиротворенным…

Лишенным ярости и страха.

Способным, наконец-то, ясно мыслить.

Была кипа писем, непрочитанных и ненаписанных, срочно нуждающихся в его внимании. Был шаррих, который стоило изучить так пристально, как только возможно… Были планы, сотни планов, многие из коих после откровений Архаша превратились в бесполезный и опасный мусор…

Так прошла вся ночь, до рассвета…

Так прошли и следующие пять дней и ночей.

Это было странное время: полное суеты, забот — но и удивительного покоя.

Илл'а занималась Псами, исцеляя по одному за день, — но даже так к вечеру едва могла удержать в дрожащих руках кружку с травяным чаем. Огнезор оттаскивал ее от обращенных, кормил и укладывал спать, словно упрямого ребенка, — а затем садился за работу, собственный сон ухватывая скудными урывками. Чайки кружили над кораблем, пойманные чужой волей, — и каждое утро разлетались с посланиями по всей Империи…

Архаш пичкал Илана бесконечными рассказами о нравах и традициях своей родины. О законах, сословиях, значительных людях, воинском ремесле и корабельном деле… Илан записывал все без разбору, чтобы потом в тишине своей каюты осмыслить заново, отобрать достойное внимания, разложить на указы и параграфы с дотошностью истинной канцелярской крысы — и представить на суд наставника. Их с Огнезором послеобеденные беседы все больше походили на собрания в министерстве…

Сам же Гильдмастер окончательно перебрался к Илл'е.

Хотя и знал прекрасно (в отличие от наивной храмовой девочки), что, если продолжат они в том же духе, очень скоро постель разделят вовсе не для сна…

Впрочем, возможно и она тоже знала, даже надеялась… Обученным лекаркам (пусть и из Храма) должна быть чуждой бестолковая скромность крестьянских девиц — иначе грош цена их целительским навыкам…

Искушающая мысль, проверить которую он так и не отважился… Ни на второй день, ни на пятый…

А на шестой Огнезору стало вовсе не до фривольных размышлений. "Морской дьявол" вошел в береговые воды Крама, на горизонте показались шпили столицы, укрытые зловещим черным дымом, — а, безлюдный прежде, морской простор ожил и стал по-настоящему тесен. Большие суда, крохотные лодчонки сновали туда-сюда в панике, обгоревшие обломки и мертвецы терлись о борта — и Гильдмастер все силы прилагал к тому, чтобы отвести хищные взгляды от их чересчур приметного, даже знаменитого, корабля.

Крам пылал, оставленный на разграбление. После казни лордов за измену лишь Ночеборова рука держала в узде это логово всех пороков — но его смерть спустила свору с цепи. И теперь яростные вопли да зарева пожаров широко расстилались над водою, а от горького дыма першило в горле. Горели корабли, не успевшие покинуть порт. Горели особняки, чья охрана оказалась недостаточно усердной или верной. Горел торговый квартал после погромов. Жарким факелом пылали лачуги в трущобах…

Горькая, как дым, ярость душила Огнезора. Ждало ли его такое же безумие в Небесном Городе? Опоздал ли он и туда столь же безнадежно?..

Впрочем… это ведь Крам? Единственный в Империи город, который жгли и громили при каждой маломальской заварушке — но он назло всем восставал из руин снова и снова.

Не здесь и не сейчас была его главная забота.

Их возвращения не должны заметить.

Подобно тени, их корабль проскользнет сквозь хаос — туда, где ждала уже подмога.