Читаем День восьмой полностью

«О, Джорди, я еще раз хочу попросить у тебя разрешения показать maman твои письма. Ты забыл, какая у нас maman сильная. Ты говоришь, что хочешь, чтобы она была счастлива. Глупый ты, Джорди! Да разве можно быть счастливой, оставаясь в неведении? Чем больше maman будет знать правды, тем счастливее будет. Умоляю, позволь мне…

…Что ты имеешь в виду, когда говоришь о козлах отпущения и париях? Ты ходишь к исповеди и на службу? О, Джорди, это все искренне? Что значит: ты никогда не будешь счастлив? Откуда тебе это известно? Ты что, пытаешься вызвать к себе интерес, изобразив трагическую персону? Мне трудно тебе верить, пока я не пойму, насколько ты искренен. Ты помнишь проповеди о необходимости быть искренней, которые постоянно читал мне? Помнишь, как говорил, что Шекспир и Пушкин стали великими только благодаря тому, что с детства, строго, словно полицейские, контролировали свои мысли и не позволяли, чтобы хоть малейшая доля неискренности проникала в них? Помнится, кое про кого ты говорил, что он все время позирует, как тебя трясло от одного этого слова. Иди в церковь. Христианам не пристало позировать».

Джордж – матери (Портленд, штат Орегон, февраль)

«Большое спасибо за письмо. Я прочитал в газете, что произошло с pere[72], но ничего не знал про мистера Эшли. Это чудо какое-то, что кто-то его спас… У меня все прекрасно. Да, и ем, и сплю хорошо. Chere maman, мистер Уиллс все так же приезжает в Коултаун раз в месяц, чтобы фотографировать? Мне больше всего на свете хочется иметь ваше с девочками фото, и отдельно твой большой портрет, а еще – мисс Дубковой. Вкладываю в конверт пять долларов. На прошлой неделе ничего тебе не писал, потому что никаких новостей не было. Все чудесно. Может, мне удастся выступить в «Шейлоке» и «Ричарде III». Наша труппа Шекспира не играет, но здесь, в Портленде, десять лет назад обанкротилась труппа с репертуаром из шекспировских пьес. На складе так и остались лежать костюмы и декорации, и наш антрепренер может приобрести их почти задаром, хотя все, наверное, уже превратилось в хлам. Я уже начал учить роли, так что каждая минута на счету».

Юстейсия – Джорджу (4 марта)

«Мы с твоей сестрой сшили тебе костюмы для «Шейлока» и «Ричарда», прежде изучив все иллюстрации, какие только смогли найти. Нам очень помогла мисс Дубкова. Сообщи, хоть приблизительно, какого размера платья носит мисс Томпсон и какого цвета у нее волосы и глаза. Да, дорогой мальчик, услышал бы ты, как мы весело смеемся… И успокой меня, подтвердив, что честно исполняешь свой христианский долг».

Флорелла Томпсон – Юстейсии (Сиэтл, штат Вашингтон, 1 мая)

«Дорогая миссис Лансинг, таких красивых костюмов мне никогда не доводилось носить. Этой весной я немного прибавила в весе, и получилось очень удачно, что в складках и вытачках вы заложили запас ткани для переделки. Сейчас костюмы сидят на мне идеально. Здесь, на севере, бизнес идет вяло, и поэтому мой дорогой муж отложил постановку Шекспира до осени. Ваш сын Лео – поразительный актер. Можете быть уверены, он далеко пойдет. Кроме того, Лео еще и потрясающий человек. Могу представить, сколько радости он вам приносит. От всего сердца благодарю вас за изумительные костюмы и за такого одаренного и все понимающего сына.

Флорелла Томпсон.

P. S. Вкладываю фотографию сцены из «Тайны Берилл», на которой я в костюме Порции. Вы узнаете своего сына? Слева – мой муж».

Джордж – Фелисите (Сиэтл, 4 мая)

«Это случилось три года назад, день в день. Как сказал другой актер, sic simper tyrannis[73]. Я снял комнату подальше от театра, над скалой, о которую бьются океанские волны. От их шума я хорошо сплю, мне не снятся кошмары. Надо сказать об этом maman. Пока пешком добираюсь до своего жилища, а мне требуется два часа, я пою, кричу, читаю стихи… Ненавижу искусство! Ненавижу живопись и музыку, но очень хочется самому рисовать, писать прозу и сочинять музыку, потому что мир вокруг в тысячу раз прекраснее и огромнее, чем люди могут это увидеть. То, что они называют искусством, не стоит и ломаного гроша, если только оно не привносит в мир то, о чем я пою, когда иду к океану. Мне это известно, потому что я смотрю на все со стороны. Я посторонний. Мистер Эшли тоже прекрасно это понимает, где бы он ни был сейчас».

Юстейсия – Джорджу (4 мая)

«Я только что вернулась с могилы твоего отца. Становясь старше, мы обретаем дар понимать других глубже и любить бескорыстно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зарубежная классика (АСТ)

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века