Der Tod und das Mädchen

Во-вторых, своевременно и неизбежно всплывает то обстоятельство, что и у итальянцев есть свое "наше все". Его зовут Данте.

Даже неуч вроде меня, далеко не помнящий "Божественную комедию" наизусть (ни на одном языке, тем паче, как требовал Борхес, в оригинале), не мог не сообразить, что scenderemo nel gorgo muti (забегаю вперед, в собственный перевод: "мы сойдем в теснину молча") – это прямая, вдобавок, многократная реминисценция из "Ада".

Вот несколько тому примеров.

1. (Ад 2, 82-84)

Ma dimmi la cagion che non ti guardi

de lo scender qua giuso in questo centro

de l'ampio loco ove tornar tu ardi".

М. Лозинский переводит:

Но как без страха сходишь ты во тьму

Земного недра, алча вновь подняться

К высокому престолу твоему?

2. (Ад 4,13-15)

«Or discendiam qua giù nel cieco mondo»,

cominciò il poeta tutto smorto.

«Io sarò primo, e tu sarai secondo».

Теперь мы к миру спустимся слепому, –

Так начал, смертно побледнев, поэт,

Мне первому идти, тебе – второму.

Я просто обязан напомнить, что именно отсюда берется знаменитый пассаж Мандельштама:

Мы прошли разряды насекомых

С наливными рюмочками глаз.

Он сказал: `Природа вся в разломах,

Зренья нет, – ты зришь в последний раз!`

Собственно, и без того ясно, что в этом стихотворении ("Ламарк") Мандельштам пародирует спуск из одного круга ада в другой (другой "адский" пример – "Легче было вам, дантовых девять атлетических дисков, звенеть"), причем французский биолог исполняет при нем роль Вергилия. Однако в данном случае налицо нечто неизмеримо большее, чем пародия или подражание – цитата.

Пусть кто-нибудь скажет, что слепота – не немота.

3. (Ад 7,16-18)

Così scendemmo ne la quarta lacca,

pigliando più de la dolente ripa

che 'l mal de l'universo tutto insacca.

И мы, спускаясь побережьем мук,

Объемлющим всю скверну мирозданья,

Из третьего сошли в четвертый круг.

4. (Ад 7,97-99)

Or discendiamo omai a maggior pieta;

già ogne stella cade che saliva

quand' io mi mossi, e 'l troppo star si vieta.

Но спустимся в тягчайшие мучения:

Склонились звезды, те, что плыли ввысь,

Когда мы шли; запретны промедленья.

На этот раз я тяжко вздыхаю. Лозинский, в целом довольно аккуратный, странным образом переводит pieta как "мучение" – путники спускаются в низшие круги ада, где грешников подвергают "тягчайшим мучениям". Между тем, Данте говорит нам нечто иное – или, по крайней мере, по-другому. Pieta, как и следует ожидать, – это "набожность", "сострадание", "жалость", "милосердие". Путники действительно собираются сойти в низшие, самые страшные круги ада. Однако истинный смысл дантовского стиха в переводе болезненно изменился.

Данте иносказует: "тягчайшим мукам" он противопоставляет "величайшее сострадание". Или просто называет одно другим; так правильнее. Герои спускаются к тем, кто заслуживает наибольшей жалости из-за мучений, которым подвергаются – заслуживают безотносительно к тому, в чем состояло их преступление. Поэт не осуждает грешников, даже не констатирует истину (их бóльшую вину) – он просто жалеет.

Or discendiamo omai a maggior pieta; Час сойти к величайшему состраданию;

К сожалению, Лозинский лишил читателя шанса разделить сострадание с великим итальянцем.

5. Последний пример самый яркий.

(Ад 12,1-3)

Era lo loco ov' a scender la riva

venimmo, alpestro e, per quel che v'er' anco,

tal, ch'ogne vista ne sarebbe schiva.

Был грозен срыв, откуда надо было

Спускаться вниз, и зрелище являл

Которое любого бы смутило.

Но спуск в ад – это только начало. Labbro chiuso ("сжатые [или сомкнутые] губы") у Павезе – тоже многозначительная цитата из Данте (Ад 16,124-126):

Sempre a quel ver c'ha faccia di menzogna

de' l'uom chiuder le labbra fin ch'el puote,

però che sanza colpa fa vergogna…

Мы истину, похожую на ложь,

Должны хранить сомкнутыми устами,

Иначе срам безвинно наживешь…

И это еще не все. Даже двойной пассаж Павезе с зеркалом:

(Cosi li vedi ogni mattina Такими ты видишь их [свои глаза] каждое утро,

Quando su te sola ti pieghi Одиноко склоняясь

Nello specchio. Над зеркалом.

и особенно

Come vedere nello specchio Как увидеть в зеркале

Riemergere un viso morto, Всплывающее мертвое лицо,)

позаимствован у Данте (Ад 32,52-54):

E un ch'avea perduti ambo li orecchi

per la freddura, pur col viso in giùe,

disse: «Perché cotanto in noi ti specchi?

И кто-то молвил, не подняв чела,

От холода безухий: "Что такое?

Зачем ты в нас глядишь, как в зеркала".

И, наконец, нечто потрясающее. Павезе искусно вставил в свое стихотворение самую, наверное, знаменитую строку "Ада" – последний стих надписи над его вратами (Ад 3,9):

Lasciati ogni speranza voi ch'entrate… Оставь всякую надежду, входящий…

В данном случае я вынужден прибегнуть к буквальному переводу – перевод Лозинского ("Входящие, оставьте упованья") проглатывает слишком много слов.

Вот где скрыта эта строка, вернее, ее отличительные знаки, у Павезе. Он разбросал "всякую надежду", "ogni speranza", на пространстве трех строк:

Cosi li vedi ogni mattina Такими ты их видишь каждое [всякое] утро,

Quando su te sola ti pieghi Одиноко склоняясь