Дерек Джармен

Сексуальность Дерека наконец-то нашла выход в 1964 году в Лондоне при горячем участии канадца Рона Райта, ставшего инициатором их сексуального контакта. Весной они вместе путешествовали автостопом по Италии, и Райт пригласил Дерека заехать к нему в гости, когда летом того же года последний отправился в поездку по Северной Америке. Сексуальный интерес Райта скоро прошел. Дерек казался ему очень «отстраненным физически и очень неподатливым ‹…› в его теле столько жесткости, он почти полностью заморожен»[25]. Какие причины могли привести к этой жесткости? В жизни, полной подавления, и вообще трудно ожидать оттепели. Но, помимо этого, как бы Дерек ни хотел раскрыться, не так-то просто было достичь этого, совершая акт, который общество рассматривало как преступление и от которого его родители в ужасе бы отвернулись. Позднее Дерек писал о том, что сначала Караваджо «который рос среди окружавших его условностей», вероятно, стал бисексуальным, а затем продолжил: «Затем вы отбрасываете осуждение церкви и общества, но они навсегда остаются с вами, как рак, как непрекращающееся сомнение»[26]. Переход к настоящему времени и употребление слова «вами», которое употребляется здесь вместо «мной» или «такими как я» в качестве обобщения, определенно говорит о собственном опыте Дерека столкновения с репрессиями. И то, что его сексуальность тоже подвергалась насильственным атакам, то, что в его биографии были стычки со сверстниками и избиения отцом, тоже, вероятно, повлияло на жесткость, обнаруженную Райтом. Но поездка в Северную Америку помогла: Дерек побывал в Сан-Франциско и Монтерее, купил книги (как он говорил, в Калгари) — поэзию Аллена Гинзберга и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза. Он высоко оценил те культурные образцы, которые предлагали работы Гинзберга в части выражения гомосексуальности и политических проблем послевоенного периода. В Англии ничего подобного не было. Хаос беспорядочного секса в Нью-Йорке на обратном пути также, несомненно, помог ему расслабиться. И в Лондоне Майкл Харт стал тем другом, который познакомил Дерека с радостями сексуальных приключений в Хампстед-Хите, удовольствием, которое не надоело ему до конца жизни. «Секс в Хампстед-Хите — это та идиллия, которая была до грехопадения», написал Дерек в 1989 году. «Мастурбировал ли Адам..? Все каины и авели, которых только можно было пожелать, покидали свои дома жаркой ночью, запахи майского цветения наполняли ночной воздух, и кусты мерцали, как фосфоресцирующее одеяло под небом цвета индиго». Хампстед-Хит по ночам был местом свободы, «сладкой» иллюзией равенства, «волнующей и радостной»; в нем жизнь сексуальных меньшинств сочеталась с природой; тишина, холодный воздух, луна и звезды, деревья непосредственно воздействовали на чувства. Это убежище, в котором «мир кажется лучше»[27]. Так раскрепощение Дерека получило необходимый импульс еще до принятия долгожданного парламентского закона 1967 года, признающего, что гомосексуальный акт между лицами, достигшими 21 года, не является уголовным преступлением. Это стало началом конца эры подавления, принуждения, позора, запугивания и преследования по закону.

Опыт репрессий и борьбы против них оставался принципиально важным для Дерека и проявлялся как в отношении серьезных вещей, так и в мелочах. Как можно увидеть в книге «На свой собственный риск», именно из-за воспоминаний о репрессиях Дерек стал, когда пришло время, активистом движения, развернувшегося вокруг проблем СПИДа и ВИЧ, и именно этим объясняется его непримиримость в этой войне и нежелание идти на компромисс.