Читаем Дерек Джармен полностью

Самый важный аспект фильма касается соотношения духовного и материального и возникает отчасти из стратегии сопоставления внутренних пар. Во времена Елизаветы I алхимия и оккультные знания живы и ими можно овладеть: Великобритания Елизаветы II материалистична как в философском, так и в экономическом смысле. Даже национальную религию можно купить. Как восклицает Борджиа Гинз в одной из своих запоминающихся поговорок, «Без Прогресса жизнь была бы невыносима. Прогресс занял место Рая!» Конечно же, он имеет в виду идею прогресса как новой формы опиума, управляемой капиталом. Стремление к материализму в мыслях и в жизни, вместе с повсеместным отказом от прошлого, приводит в ярость Дерека богемного. Он говорил Колину Маккейбу, что был «в ярости», когда писал «Юбилей»: панковский бунт всколыхнул в нем что-то из школьных дней[78]. Что-то из этого гнева выходит на поверхность фильма в виде ультранасилия: убийство полицейских, удушение Бод Ленивой Ящерицы, доводящее ее до оргазма, убийство полицейским Кида. В энергии отчаяния получившегося фильма есть много от давних воспоминаний и проблем Дерека: и моменты ультранасилия, и любовь к дорсетскому побережью, и утверждение центральной роли гомосексуальной любви, и внимательный подбор музыки для фильма, что непосредственно предвосхищает его работу над музыкальными клипами. Рецензент из Vogue отметил, что этот фильм, «очень современный и странно привлекательный», показывает какое-то особенно сочувственное понимание не того, как люди поступают, а того, о чем они мечтают. Влиятельный американский журнал Variety высоко оценил его «жестокое и лирическое видение, наэлектризованную актерскую игру, оперную элегантность и изысканность. Джармен разбирает социальную историю своей страны так, как другие, возможно, даже и не пытались»[79]. Были и другие хвалебные отзывы в Evening Standard, Time Out и Evening News.

К тому времени, когда в феврале 1978 года состоялась премьера «Юбилея», Дерек работал над идеей фильма об итальянском художнике Микеланджело Меризи, более известном как Караваджо (1573–1610). Арт-дилер Николас Уорд-Джексон, посмотрев «Себастьяна», решил, что Дерек — подходящий режиссер, чтобы снять фильм о жизни Караваджо, и познакомился с Дереком через их общего друга, художника Роберта Медли. Согласно гипотезе немецких историков искусства, выдвинутой в 1970-е, Караваджо был геем или бисексуалом, так что Дерек очень подходил на роль человека, способного восстановить справедливость и вернуть еще одну гомосексуальную жизнь из исторического забвения[80]. Влияние Караваджо на живопись было огромно: он изобрел мрачное тенебросо живописи барокко, которое быстро распространилось в начале семнадцатого века, превратившись в международный стиль, и которому следовали такие известные художники, как Веласкес и Рембрандт. Тем не менее Караваджо был не столь известен, как они, или же Микеланджело, Рафаэль, Тициан, Дюрер, Леонардо. Контракт был подписан, и Дерек начал работу. Большую часть лета 1978 года он провел в Италии, изучая картины Караваджо, и написал там первую версию сценария фильма. Однако друг за другом произошли два события, из-за которых работу над «Караваджо» пришлось на время отложить.

В августе 1978 года любимая мать Дерека умерла после болезни, длившейся восемнадцать лет. Дереку было тридцать шесть. Из его рассказа о ее смерти в «Дэнсинг Ледж» следует, что он и его сестра Гэй находились при смертном одре матери, хотя в действительности это было не так; в результате стечения обстоятельств ее муж, Ланс, тоже отсутствовал[81]. В «Дэнсинг Ледж» Дерек спрашивает ее: «С тобой все хорошо?», а она отвечает: «Конечно же нет, глупенький, но зато с тобой все хорошо»[82]. С точки зрения соответствия фактам это кажется маловероятным, но, безусловно, Дерек чувствовал, что именно в этом и заключается правда о его матери. Этот эпизод показывает, как она, в ответ на озабоченность по ее поводу, переводит разговор на заботу о другом человеке. Она отказывается говорить о своих проблемах и пытается поддержать своих детей, даже в том бедственном положении, в котором сейчас находится. Кажется, Дерек оглядывается назад, в прошлое, и видит ее храброе лицо, благородство ее духа, попытку поднять настроение и вызвать оптимизм в других.

Перейти на страницу:

Все книги серии Критические биографии

Сергей Эйзенштейн
Сергей Эйзенштейн

Сергей Михайлович Эйзенштейн (1898–1948) считается одним из величайших режиссеров мирового кино за все время его существования. Кроме того, за последние десятилетия его фигура приобрела дополнительные измерения: появляются все новые и новые материалы, в которых Эйзенштейн предстает как историк и теоретик кино, искусствовед, философ, педагог, художник.Работа британского исследователя Майка О'Махоуни представляет собой краткое введение в биографию этого Леонардо советской эпохи. Автор прежде всего сосредоточивает внимание на киноработах режиссера, на процессе их создания и на их восприятии современниками, а также на политическом, социальном и культурном контексте первой половины XX века, без которого невозможно составить полноценное представление о творчестве и судьбе Эйзенштейна.

Майк О'Махоуни

Публицистика
Эрик Сати
Эрик Сати

Эрик Сати (1866–1925) – авангардный композитор, мистик, дадаист, богемный гимнопедист Монмартра, а также легендарный Вельветовый джентльмен, заслуженно является иконой модернизма. Будучи «музыкальным эксцентриком», он переосмыслил композиторское искусство и выявил новые методы художественного выражения. Но, по словам Мэри Э. Дэвис, автора книги, «Сати важен не только для авангарда, но и для фигур, полностью вписанных в музыкальный мейнстрим – например, для Клода Дебюсси и Игоря Стравинского», а его персона давно заняла особое место в музыкальной истории человечества.Настоящая биография не только исследует жизнь композитора, но и изучает феномен «намеренного слияния публичного образа и художественного дара» Сати, а также дает исчерпывающий портрет современной ему эпохи.

Мэри Э. Дэвис

Музыка / Научпоп / Документальное

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение
Учение о подобии
Учение о подобии

«Учение о подобии: медиаэстетические произведения» — сборник главных работ Вальтера Беньямина. Эссе «О понятии истории» с прилегающим к нему «Теолого-политическим фрагментом» утверждает неспособность понять историю и политику без теологии, и то, что теология как управляла так и управляет (сокровенно) историческим процессом, говорит о слабой мессианской силе (идея, которая изменила понимание истории, эсхатологии и пр.наверноеуже навсегда), о том, что Царство Божие не Цель, а Конец истории (важнейшая мысль для понимания Спасения и той же эсхатологии и её отношении к телеологии, к прогрессу и т. д.).В эссе «К критике насилия» помимо собственно философии насилия дается разграничение кровавого мифического насилия и бескровного божественного насилия.В заметках «Капитализм как религия» Беньямин утверждает, что протестантизм не порождает капитализм, а напротив — капитализм замещает, ликвидирует христианство.В эссе «О программе грядущей философии» утверждается что всякая грядущая философия должна быть кантианской, при том, однако, что кантианское понятие опыта должно быть расширенно: с толькофизикалисткогодо эстетического, экзистенциального, мистического, религиозного.

Вальтер Беньямин

Искусствоведение
Дягилев
Дягилев

Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) обладал неуемной энергией и многочисленными талантами: писал статьи, выпускал журнал, прекрасно знал живопись и отбирал картины для выставок, коллекционировал старые книги и рукописи и стал первым русским импресарио мирового уровня. Благодаря ему Европа познакомилась с русским художественным и театральным искусством. С его именем неразрывно связаны оперные и балетные Русские сезоны. Организаторские способности Дягилева были поистине безграничны: его труппа выступала в самых престижных театральных залах, над спектаклями работали известнейшие музыканты и художники. Он открыл гений Стравинского и Прокофьева, Нижинского и Лифаря. Он был представлен венценосным особам и восхищался искусством бродячих танцоров. Дягилев полжизни провел за границей, постоянно путешествовал с труппой и близкими людьми по европейским столицам, ежегодно приезжал в обожаемую им Венецию, где и умер, не сумев совладать с тоской по оставленной России. Сергей Павлович слыл галантным «шармером», которому покровительствовали меценаты, дружил с Александром Бенуа, Коко Шанель и Пабло Пикассо, а в работе был «диктатором», подчинившим своей воле коллектив Русского балета, перекраивавшим либретто, наблюдавшим за ходом репетиций и монтажом декораций, — одним словом, Маэстро.

Наталия Дмитриевна Чернышова-Мельник

Биографии и Мемуары / Искусствоведение / Документальное