Деревянная грамота

– Назад! Назад, сволочи! – заорал Трещала. – Не проспались! Я вас разбужу-то! Алешка, блядин сын! Петрушку упустили! Он-то проломился, а вы, сволочи, отстали!

И точно – противоположная стенка, подавшись под натиском чела и расколовшись, Петрушку-то пропустила – да и едва за ним не сомкнулась, отрубая бойца от товарищей.

– Это – клин? Клин это? Погибель это ваша! Позор это ваш! Посрамление это ваше! За такой клин пороть надо! – добавил Томила со всей возможной яростью.

Стенки разошлись.

– Вдругорядь! – приказал Томила. – Раньше времени не вылезать! Как крикну – ломи! – так и выходи в клин!

– А вы не мешайте, – велел другой стенке Томила. – Сейчас перед клином чуток расступитесь, пусть у них хоть раз правильно получится.

Данила смотрел во все глаза. Такое он видел впервые. Стенки сошлись вдругорядь.

– Ты что топчешься? – покрикивал на бойцов Томила. – Ногай, это я тебя учу! Это тебе на снегу, брат, хорошо топтаться! На Москве-реке вприскользь продвигаться придется, ног не отрывая! Хорош ты тогда будешь! Алеша! Бойчее!

До десяти раз сходились стенки, сперва учились клином продавливать противника, потом – расступаться и вновь смыкаться, чтобы успел выскочить надежа-боец.

С каждым разом Трещала все более и более трезвел. Наконец сорвал полотенце, под которым оказалась примотанная к дурной голове квашеная капуста, утерся им и швырнул в снег.

– Бабы подберут! Эх, нам бы еще деньков с пять! Кабы Бугая не сманили!..

– Прикажешь полную стенку пробовать? – спросил Томила.

– Да уж пробуй, что ли?

Бойцы построились в один долгий ряд. Томила принялся ходить вдоль него, переставляя людей. Что-то у него не заладилось, он хмыкнул, сердито почесал в затылке и повернулся к Трещале – мол, как же быть? Трещала развел руками – сам не понимаю…

– Ну, братцы, так кто же у нас встанет в чело? – спросил Томила. – Я выйду ломаться, а за мной должны быть – ну, хоть вы, Петрушка с Алешкой… Встаньте-ка сюда оба, поглядим…

– Мне нельзя, – возразил здоровенный, губастый, еще безбородый Алешка. – Я левое крыло держу, без меня оно развалится.

– Ты, Ногай?

– А хоть бы и я…

– Ты, Бажен?

– Я с Алешкой, ему одному крыло не удержать. А вместе мы приноровились.

Тут в калитку замолотили.

– Смешались живо! – приказал Трещала. – Кирюшка, отвори!

– Мало ли кого бесы несут? – шепнул скоморох Даниле. – Не подглядел бы, как стенка составлена.

Калитка отворилась, и в проеме встал дородный молодец, которого шуба делала поперек себя шире.

– Ну, высватали вы меня, черти! – объявил он. – Решил! За вашу стенку биться пойду!

– Гордеюшка! – воскликнул Томила. – Сокол ты наш! Орел! Надежа ты наш! Ступай сюда! Вот оно, чело! Посередке – ты, Гордей, справа от тебя Петрушка, слева – Ногай! Есть у нас чело! Коли сам Гордей-целовальник с нами – победа наша!

– Высватали, как же… – сказал один боец другому, так что Данила прекрасно слышал. – Гордейка-то из-под полы приторговывает, так ему пригрозили Земский приказ на него натравить…

– А ты, Трофим? – спросил Трещала хромого мужика, который незаметно вышел посмотреть, как учатся бойцы.

– На меня надежды мало, не поправлюсь, – отвечал тот. – Не обессудь, Трещала, ты же меня знаешь, я и в прошлом году был за тебя, и в позапрошлом.

– Ты боец ведомый, – согласился Трещала. – Вот тебя-то в стенке и недостает…

– Кабы только его… И Бугая сманили, и Афоньку, и Михея… Вот ведь скверная девка… – проворчал Томила. – Как ведала!.. А может, и ведала…

– Ты о ком это? – полюбопытствовал Данила.

– Да про Авдотьицу я! Может, знаешь – на Неглинке живет, от твоей кумы неподалеку!

Данила насторожился.

– Вспомнил, аль нет?

– Их всех не упомнить.

– Она ростом с Ивановскую колокольню!

– Теперь припоминаю… – И Данила выразительно поглядел на скомороха: мол, коли начал, так рассказывай! Тот, однако, крепко задумался.

– Вот что, молодец, – сказал, вдоволь надумавшись, скоморох. – Ты ведь с Соплей сговаривался?

– Было такое дело, – согласился Данила.

– Сейчас все стенки уж составились и вместе держатся, чтобы кого в последний миг не сманили. Есть у меня один боец на примете, я его ждал, ждал, а он носу не кажет, а сговаривались еще на Рождество, когда он на Москву приезжал. И охота мне знать, не у Сопли с Одинцом ли оказался. Мне туда нос совать нельзя, да и никому из наших тоже, а ты человек посторонний. Коли бы ты мне про него разведал – я бы тебе заплатил! Или бы Трещала тебя безденежно учить взялся! Да я и сам многому научить могу. Нам важно знать – там он или не там…

Данила усмехнулся: дивная зима выдалась, розыск с розыском схлестываются! Вспомнил, как Богдаш едва с подставной женкой грех не сотворил, – еле смех удержал. А тут еще бойцы в хитрости ударились…

– Сегодня-то не выйдет, – сказал он, опомнившись. – Меня с конюшен ненадолго отпустили. И то уж пора возвращаться.

– А я извозчика возьму! – пообещал Томила. – Птицей долетим!..

– На забор вспорхнем и все разглядим, – ехидно продолжил Данила. – Они, чай, тоже стерегутся.

– Да поедем, свет! Мы еще Бажена с собой возьмем! Ступай сюда, Баженушка!