Деревянная грамота

– Нет, Томила. Сказано – нет, так и не пойду. Мне на конюшни пора. Все чистим, скребем! Передавали из Верха – государь опять к нам пожалует, да и не один.

– А с кем?

Говорить, что государь собирался взять с собой своего единственного сыночка, царевича Алексея Алексеевича, Данила не пожелал. Во избежание дурного глаза, да и не только глаза, царевичей являли народу лишь когда их уже впору было женить, а царевен – и вовсе никогда. Только самые близкие их и видели. То, что государь хотел сына учеными лошадками потешить, говорило о его великом доверии к конюхам.

– А с боярами и со стольниками.

– Ну, коли так… Бес с тобой, Данила, все одно – вместе пойдем! Провожу тебя малость. А ты завтра-то приходи! Учить тебя Трещала сейчас не начнет, не до тебя ему, а ты сам поприглядывайся!

Но оказалось, что не столько Томила Данилу провожал, сколько наоборот. И хуже того, пользуясь тем, что Данила все еще плохо знал Москву, хитрый скоморох повел его от Яузы по Солянке, а там близ Всехсвятской церкви постучался в некий двор.

За высоким забором сперва Томилу знать не знали и гнали гнилыми словами. Сколько он ни требовал торгового человека Перфишку Рудакова, сколько ни ссылался на молодого Трещалу, ответ был один: коли не угомонишься, страдник, кобелей спущу! И при том – точное указание направления, куда бы скомороху лететь через семь гробов с блядским присвистом.

Даниле эта унылая ругань надоела.

– Пойду я, – сказал он, – а ты тут сам разбирайся.

– Ты завтра приходи, – попросил Томила. – Трещала оклемается, совсем бодр будет, потолкуете. И узнаешь заодно, когда нашей стенке на лед выходить.

– Да разве не каждый день бои? – удивился Данила, несколько зим подряд урывавший хоть немного времени – посмотреть, что на реке делается.

– В иные дни конские бега, это – надолго. А стенок на Москве немало собирается, есть посильнее, есть послабее. Нам же, сильным, нужно знать, когда государь пожелает боями тешиться, тогда и выходить. А про то, может, только в понедельник и узнаем. Государь-то всякий раз, как из Кремля выезжает, указ пишет – кому за него оставаться.

– Даже когда на реку? – удивился Данила.

– Ему, государю, так положено. Вот ведь бесов Перфишка! Как его не надобно, так он тут и в ногах путается! Как занадобился – прячется! И от кого, сучий потрох, прячется?!

– Бог в помощь! – С тем Данила, кивнув, и поспешил прочь.

И, разумеется, не спросил у Томилы направления. Он понял, что забрел не туда, оказавшись уже чуть ли не на Мясницкой. По его расчетам, он должен был уже выйти к Кремлю, но прохожий, спрошенный о Кремле, очень удивился:

– Так ты не в ту сторону идешь!

Запутавшись окончательно, Данила надулся и решил вернуться назад, чтобы от Всехсвятской церкви пойти в нужную сторону. Шаг у него был скорый, тем более – парень рассердился, и потому он оказался там, где расстался с Томилой, довольно быстро.

К немалому своему удивлению, он увидел скомороха на паперти. Тот явно кого-то поджидал. И на вид был обеспокоен предстоящим разговором.

Данила обогнул бы церковь да и пошел прочь, но он заметил странного человечка. Ростом человечек был невысок, одно плечо выше другого, и кутался в большую волчью шубу так, что и нос не торчал, почему и вынужден был озираться не как добрые люди, а поворачиваясь всем телом. Томила стоял к нему спиной. Зайдя осторожненько справа, а потом слева, человечек словно бы хотел убедиться, что, явившись спереди, увидит приятеля, а не врага.

Это скольжение за скомороховой спиной показалось Даниле любопытным. Опять же – он не забывал, что скоморох каким-то образом причастен к суете вокруг деревянной грамоты. Потому и Данила проделал те же движения – зайдя слева и справа, хорошенько разглядел лицо человечка в волчьей шубе, обычное лицо, лупоглазое и почти безбровое. А потом, увлекшись, оказался настолько близко, что, когда скоморох, будучи тронут за плечо, обернулся, Данила лишь чудом не попался ему на глаза.

– Ну, убедился? – вместо приветствия спросил Томила. – И что ты такого натворил, что от людей прячешься? А, Перфилий?

– Погоди, будут после Масленицы деньги – и прятаться перестану, – ответил тот. – Мне именитые купцы обещали!

– Вот и я с тобой о том же говорить собрался. Отойдем-ка в сторонку.

– А что за дельце?

– Да у вас – товар, у нас – купец.

– Ты о чем, свет?

Данила, сделав несколько шагов, оказался за спиной у скомороха.

– Да о том товаре, что ты из муромских лесов привез. Что ж нам не предложил?

– А у меня все рассчитано, – с гордостью сказал человечек. – Коли Одинцу Трещалино наследство досталось, так к нему товар и доставлен.

– Побойся Бога! С чего это ты взял? Наследство-то – у молодого Трещалы!

– А как оно туда попало? Старый Трещала еще за два дня перед кончиной грозился, что внуку ни черта не достанется! Вот я и сказал кое-кому, что коли наследство – у Одинца, то и…

– Грозился да и передумал! Хочешь покажу?

– А покажи!

– А вот возьмем извозчика – поедем и покажу. Но коли наследство у Трещалы, отдашь нам товар?

– У Одинца забрать да вам отдать? С ума ты сбрел? Да ведь он меня убьет!

– А ты придумай, как тут изловчиться! Эй! Стой!