Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

Во дворике, перед глазами читающей братии, чему служат эти смехотворные чудища, эта удивительная уродливая красота и прекрасное уродство (ridicula monstruositas, mira quaedam deformis formositas ac formosa deformitas)? К чему здесь эти гнусные обезьяны, свирепые львы, чудовищные кентавры (monstruosi centauri), полулюди, полосатые тигры, сражающиеся рыцари, охотники, трубящие в свой рог? Видны здесь и многие тела с одной-единственной главой или еще многие головы над одним телом. Вот зверь о четырех лапах со змеиным хвостом; вот рыба со звериной головой (cernitur hinc in quadrupede cauda serpentis, illinc in pisce caput quadrupedis). Вот еще передняя часть лошади, а задняя – козы, или рогатая скотина с телом лошади. Одним словом, повсюду весьма и весьма удивительные разновидности фигур, искушающих нас смотреть на мрамор, а не в наши книги, и проводить целые дни, дивясь этим вещам, а не размышляя над Божьим законом. Но ради Бога, если люди не стыдятся этих нелепостей, то почему их по крайней мере не удерживают связанные с ними расходы?[386]

18. Капитель с изображением сирены. Аббатство Сент-Фуа, Конк, клуатр

Начиная с поздней Античности кентавры и сирены распространились по всему латинскому Западу благодаря текстам и изображениям[387]. Особую роль в этом процессе сыграли первые стихи «Поэтического искусства» Горация, хорошо известные Бернару Клервосскому и некоторым его современникам[388]. Однако Ориген – это особый случай. В каталоге XII века из библиотеки аббатства Клерво приведены данные о восьми рукописях его произведений, среди которых проповеди на Ветхий Завет, переведенные Руфином[389]. «Изображение не исходит от того, что существует, но соответствует тому, что праздный и любопытствующий разум нашел внутри самого себя» («non enim aliqua ex rebus exstantibus assumitur species, sed quod ipsa sibi otiose mens et curiosa repererit») – эти слова Оригена, сказанные против кумиров, должны были достичь глубин монашеской души св. Бернара. Кроме прочего, он много писал против греха любознательности и, возможно, отзываясь на тексты Оригена, говорил об опасности проводить «целые дни, дивясь этим вещам, а не размышляя над Божьим законом» («totumque diem occupare singula ista mirando, quam in lege Dei meditando»)[390].

C трудом подавляемое влечение, проступавшее в словах св. Бернара, указывает на глубоко двойственное отношение к распространению образов. Его великий противник Пьер Абеляр выразил эту амбивалентность иначе, исчислив в своей книге «Да и нет» («Sic et Non») тексты, свидетельствующие в пользу и в опровержение возможности «телесного изображения Бога». Список открывался отрывком из Оригена о кумирах и изображениях[391]. Возможно, это различение, ставшее доступным благодаря тому, что отрывок попал в «Glossa ordinaria», помогало выявить двойственный статус изображения – элемент более общей двойственности христианского отношения к иудейской традиции[392].

7. Пассаж из Оригена вновь появляется, без указания авторства, в комментарии Фомы Аквинского к 1 Кор 8: 4. Св. Фома не упоминал о кентаврах, но в качестве примера изображения вымышленного существа привел голову коня на теле человека. Становится ясно, что, с его точки зрения, проблема состояла не в идолопоклонстве как таковом, а в том, что мы сейчас называем «референциальным качеством изображения». В своих «Пояснениях к Новому Завету» («Adnotationes in Novum Testamentum») Эразм процитировал различение между «idolum» и «similitudo» или «simulacrum», кумиром и изображением, сформулированное св. Фомой, не отдавая себе, по всей видимости, отчета в том, что оно восходит к любимому им Оригену в переводе Руфина. Различение это, комментировал Эразм, достойно «Catholicon’a»[393].