Читаем Деревянные глаза. Десять статей о дистанции полностью

другой статуе, по расположению членов и чертам лица, по виду и материалу во всем сходной с первой, но не таких громадных размеров. Тогда люди, не могущие рассматривать и созерцать первую, огромную статую, видя вторую, меньшую, могут признать, что они видели ту статую, потому что меньшая статуя с почти неотличимым сходством (similitudine) воспроизводит очертания членов и лица, вид и материал большей[374].

Мы не знаем, как в греческом оригинале обозначалось «similitudo» (сходство) между двумя статуями – термином «ὁμοίωμα» или «ὁμοίωσις». Согласно Оригену, сходство между Богом Отцом и Сыном так же, как и между Богом и человеком, необходимо понимать исключительно в духовном смысле[375]. Впрочем, выбор метафоры, связанной со скульптурой, в любом случае показателен. Отрывки, подобные тому, который я только что процитировал, наводят на мысль, что различие между кумиром («εἴδωλον») и изображением («ὁμοίωμα»), сформулированное Оригеном в его комментарии на Исх 20: 4, вытекало из типично александрийского компромисса между греческой философией и иудейской традицией[376]. Последняя, казалось, взяла вверх, поскольку Ориген заключил свою проповедь в решительно иконоборческом духе, осудив как кумиров, так и изображения. Однако по прошествии времени этот вывод оказался опровергнут именно благодаря тому различению, на котором он основывался[377].

К концу VII или в начале VIII века Стефан Бострийский написал трактат «Против евреев», в котором, как можно заключить из его немногих сохранившихся отрывков, Моисеева заповедь была переформулирована через противопоставление «εἰκόνες» (изображений) и «εἴδωλα καὶ ἀγάλματα»[378]. Человека, созданного по образу Божьему, можно боготворить; боготворить змея нельзя, ибо он есть творение дьявола. Среди полемических аргументов, направленных против иудейской иконофобии, Стефан упомянул изображения херувимов в табернакле[379]. В «Catena» Прокопия из Газы за отрывком из «Проповедей на книгу Исход» Оригена о кумирах и изображениях непосредственно следует вопрос, заданный неназванным оппонентом: «Если изображения подверглись осуждению, почему Бог восхотел, чтобы в скинии располагались образы херувимов?» Я не могу сказать, восходит ли этот вопрос, а также ответ на него, к какой-либо проповеди Оригена[380]. Однако мне представляется вероятным, что в качестве отправной точки для своих рассуждений Стефан из Бостры избрал тексты об Исх 20: 4, собранные в «Catena» Прокопия из Газы. Контекст, в котором Стефан защищал изображения от нападок евреев, нам неизвестен. Быть может, ему необходимо было противостоять враждебности в отношении изображений, связанной с аниконической традицией набатеев, распространенной в области Бостры[381]. В любом случае, как уже подчеркивалось, различение между кумирами и изображениями, предложенное Оригеном, вновь возникло в иконопочитательских текстах Феодорита Кирского и Феодора Студита[382].

6. Идеи Оригена, частично осужденные как еретические, открыто циркулировали на Западе в форме отрывков, включенных в «Glossa ordinaria», большое собрание комментариев к Библии, составленное Ансельмом из Лаона. В этом контексте упоминалось и влияние Оригена на тексты Бернара Клервосского[383]. Впрочем, никто не заметил тесной связи между комментарием Оригена к Исх 20: 4 (также включенным в «Glossa ordinaria»[384]) и знаменитым, не лишенным оттенка двусмысленности осуждением скульптур, украшавших дворы романских церквей, у Бернара Клервосского («Apologia in Guillermum Abbatem», 1125) (ил. 17, 18)[385]:

17. Капитель с изображением Сфинкса. Аббатство Сент-Фуа, Конк, клуатр

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука