Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

В одной из своих статей Пол Фейерабенд попытался применить к естественным и точным наукам риглевскую теорию искусства; позицию Ригля Фейерабенд при этом противопоставил позиции Вазари[491]. В одном из примечаний к книге «Против метода» Фейерабенд заметил, что, если бы мы стали рассматривать и науку, и искусство как деятельность, направленную на решение задач, то всякое значимое различие между наукой и искусством исчезло бы; в результате мы смогли бы говорить о стилях и творческих предпочтениях применительно к науке – и о прогрессе применительно к искусству[492]. С характерным для него ехидством Фейерабенд использовал здесь Гомбриха (прямо упомянутого в примечании, непосредственно следующем за тем, которое я процитировал выше) против Поппера. Но установленное равновесие между наукой и искусством было лишь шагом на пути к концепции «Наука как искусство»: так Фейерабенд озаглавил свою статью о Ригле, и это же название впоследствии получил весь сборник, в составе которого была перепечатана статья. Ригль представлял собой идеально выбранного героя: вся его теория была а) последовательно направлена против позитивизма и б) основана на подходе к истории как к ряду сменяющих друг друга волений (художественных воль), отдельных друг от друга и самодостаточных, что заставляло в) отвергнуть понятие упадка (декаданса), а вместе с ним и г) понятие прогресса. Что касается отрицания прогресса, то этот пункт отнюдь не кажется убедительным, поскольку он предполагает игнорирование гегельянских, телеологических компонентов концепции Ригля[493]. Зато остальные пункты оправдывали вывод, сделанный Фейерабендом: «В свете этой [то есть риглевской] современной концепции искусства науки являются искусствами»[494]. Релятивистская установка Ригля, основанная на представлении о том, что каждая эпоха создает свой собственный художественный мир, подчиняющийся своим особым законам, давала неожиданную опору релятивистскому подходу к науке: она помогала удалить из рассмотрения такие категории, как референциальность, истина и реальность, поскольку все они оказывались как бы взяты в кавычки. Это позволило Фейерабенду вполне предсказуемо заявить, что Ригль, наряду с несколькими другими авторами, «понимал процесс приобретения знаний и процесс изменений в сфере познания лучше, чем большинство философов новейшего времени»[495].

С работами Ригля Фейерабенд познакомился, должно быть, в начале 1980-х годов[496]. Но из опубликованной посмертно автобиографии Фейерабенда «Убивая время» («Killing Time», 1995) выясняется, что с неким побочным продуктом переработки идей Ригля он столкнулся гораздо раньше, в венской среде, которая его сформировала.

Автобиография Фейерабенда построена как необычайно открытый и искренний рассказ о себе. К подобным притязаниям автобиографического текста всегда следует относиться с осторожностью[497]. На фоне этой демонстративной откровенности чрезвычайно уклончивым кажется раздел, посвященный войне: Фейерабенд ушел на войну добровольцем и воевал на русском фронте, где дослужился до звания лейтенанта. «Так гласят мои воинские документы; память же моя пуста», – вот что пишет Фейерабенд о своей военной карьере[498]. Возможно, прошлое, вычеркнутое из памяти автора (или, во всяком случае, из его рассказа), всплыло на поверхность в намеренно двусмысленном заглавии книги, ибо в оригинале заглавие это с равным успехом может значить и «Убивая время», и «Время убивать». Но военная часть книги включает в себя примечательный фрагмент, извлеченный из нескольких лекций, которые Фейерабенд прочитал другим офицерам в Дессау-Росслау, в 1944 году. Их предмет тесно связан с темой, которую я рассматриваю в настоящей статье. Пересказывая эти лекции в автобиографии, Фейерабенд то и дело прибегает к прямому цитированию своих записей, сделанных пятьюдесятью годами ранее (далее я выделяю эти цитаты курсивом):