Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

В своей автобиографии Фейерабенд много раз говорит о евреях, о своем к ним отношении, о своих друзьях-евреях, об антисемитизме, о разных подходах к исполнению роли Шейлока. Часто в этих его замечаниях проскальзывает какая-то двойственная, принужденная интонация[500]. Несомненно, ему было приятно обнаружить, что в 1944 году он проповедовал другим немецким офицерам, что евреи не несут ответственности за порчу немецких нравов. Но из текста его лекции вырисовывается более сложное рассуждение. Визуальные примеры, подобранные Фейерабендом, чтобы проиллюстрировать трудность коммуникации между людьми (Фейерабенд в то время хотел стать художником), заставляют вспомнить полотна группы «Синий Всадник» – Марка, Кандинского, Фейнингера, – показанные на выставке «Дегенеративное искусство» в Мюнхене в 1937 году[501]. Каждый пример несет в себе идею другого мира, мира внутренне связного и замкнутого в себе. По совокупности этих признаков каждый из этих миров подобен тем мирам, которыми, в более крупном масштабе, являлись готика, барокко и рококо. «Скрытая сущность», объединяющая каждый такой отдельно взятый мир (каждую цивилизацию) в единое целое, – это, конечно же, стиль. Здесь обнаруживается отдаленный отголосок эстетических представлений Ригля об истории, понимаемой как череда сменяющих друг друга цивилизаций, каждая из которых замкнута в себе и пронизана своей особой «художественной волей», своим особым стилем[502]. Но за те десятилетия, которые отделяли Фейерабенда от Ригля, риглевская идея стиля как замкнутого в себе феномена, основанного на своих собственных критериях, успела приобрести новое значение. Появление этого значения заметно уже у Воррингера. Сцепление понятий «стиль» и «раса» вошло в сознание весьма широкой публики благодаря трудам таких вульгарных идеологов, как Г.Ф.К. Гюнтер («Раса и стиль» – «Rasse und Stil», 1926), ставший при нацистском режиме влиятельным экспертом по расовым вопросам[503]. Стиль стал эффективнейшим инструментом социального исключения. В речи о культурных проблемах, произнесенной на партийном форуме 1 сентября 1933 года – так называемом Съезде победы, – Адольф Гитлер сказал:

Симптомом ужасающего духовного упадка истекшей эпохи является то, что в эту эпоху возможно было говорить о стиле, не признавая его расовой обусловленности. <…> Всякая отчетливо сформировавшаяся раса имеет в сфере искусства собственный опознаваемый почерк, при условии, что эта раса не лишена, подобно еврейству, всякой способности к художественному творчеству. Тот факт, что какой-то народ может подражать искусству, которое является для него природно-чуждым (artfremde Kunst), нисколько не доказывает международную природу искусства[504].

Возвращаясь к собственным записям 1944 года, Фейерабенд писал: «Готическое искусство породило произведения, гармоничные в своей целостности; это отнюдь не механические соединения разнородных частей. А отсюда следует, что для средневековых германцев формы церкви не были природно-чуждыми ( artfremd – модный термин того времени)». Лекция, которую Фейерабенд прочитал другим офицерам, очевидным образом содержала отголоски нацистских идей о расе, культуре и стиле. Если каждая цивилизация представляет собой внутренне однородное явление, как в отношении стилистическом, так и в отношении расовом, то, значит, евреи и иностранцы не могли играть какой бы то ни было специфической роли в развитии немецкой нации, поскольку они исключались из состава этой нации изначально, по факту рождения. Следствия, вытекающие из этих идей – от Освенцима до бывшей Югославии, от расовой чистоты до этнических чисток, – известны.