Деревня Левыкино и ее обитатели

Мама рассказывала, что гибель была жестокой. На штаб напали белоказаки, и все краскомы были ими жестоко порублены. А дядя Ваня всегда потом избегал разговоров о судьбе родного брата. Он не имел личного отношения к его гибели, но, видимо, какую-то вину свою, перед матерью в первую очередь, чувствовал.

Бабушка моя Варвара Ивановна до конца жизни получала приличную пенсию за погибшего своего сына – красного командира. А мне осталось право гордиться своим дядей – героем Гражданской войны.

После разгрома армии Колчака штабс-капитан И. И. Ушаков попытался уйти в Монголию, но вскоре пришел к другому решению, вернулся в Красноярск и сдался большевикам. Около года сидел в тюрьме, был судим. Было установлено, что лично он никакого участия в репрессивных мерах по отношению к народу не принимал. Суд счел возможным освободить его из-под стражи под обещание не участвовать в военных действиях на стороне белой армии. Свое обещание Иван Ильич честно выполнил, но жизнь прожил бестолково, опасаясь возможных репрессий. Семейной жизни у него не получилось. Будучи еще в Екатеринбурге, он женился. Жену звали Любой. Она родила сына, который, к несчастью, умер в младенчестве, и семья распалась. А после красноярского суда пришлось часто менять место жительства. Какое-то время он жил во Мценске, работал бухгалтером. Мама рассказывала, что он сыграл определяющую роль в моем появлении на свет. Мной она была беременна после смерти своей младшей дочери Валентины. Отец тогда уехал в Москву. Маме предстояло самой решить судьбу будущего ребенка. Мне она рассказывала, что именно Иван

Ильич убедил ее родить. Главным аргументом была высказана надежда, что, может быть, именно младший ребенок станет ей утешением и поддержкой на старости лет. Аргумент был убедительным. Но стал ли я утешением Маме своей, когда она недолго мучилась от неизлечимого рака в конце своей жизни?

А Иван Ильич всю жизнь по-холостяцки кочевал то в Сибири, то на Северном Кавказе, то на Украине. Иногда он наезжал в Москву и по нескольку дней жил у нас, в нашей тесной комнате на шесть человек. Он превратился в огромного толстого человека. Все его имущество всегда было при нем. Оно укладывалось в один чемодан. Жил он на казенных квартирах. С родственниками, кроме нас, общался редко, так как это могло иметь неприятные последствия. Над ним всю жизнь неминуемой карой висело прошлое бывшего офицера-белогвардейца. Однажды он устроился на работу бухгалтером передвижного цирка и теперь уже вместе с артистами кочевал по стране. Я помню, как он водил меня на представление гастролируещей в Москве труппы в цирк-шапито в Измайловский парк. Было очень холодное лето. В цирке было очень мало зрителей. Выступала группа акробатов из Средней Азии под руководством Кадыр Гуляма. В конце своего номера этот богатырь держал на себе пирамиду из одиннадцати человек. Удовольствия не получилось никакого. Но зато я до сих пор помню, как замерз в холодном летнем цирке-шапито. А угостил меня тогда дядя Ваня бутылкой холодного ситро. Сам же выпил с полдюжины пива. Было у него тогда явное пристрастие к спиртному. Были и запойные циклы. Но все же подзаборным пьяницей он не стал. Этим он обязан своей сестре – моей Маме – и моему Отцу. Они не только строго судили его, но и поддерживали своим участием. Поселившись перед войной в окрестностях Москвы, он часто бывал у нас. Общение с нашей семьей, с нашими родителями и своими племянниками, очевидно, положительно влияло на Ивана Ильича. А в год начала войны он стал жить совсем рядом с нами – на станции Лось Ярославской железной дороги, а работать поступил на овощную базу поселка метростроевцев главным бухгалтером. Потом переехал в Болшево и работал там главным бухгалтером на торфопредприятии, а в конце жизни даже в военном домостроительном управлении. Судьба свела его там с одинокой женщиной, уже преклонного возраста, с большим партийным стажем. Так, коммунистка-большевичка стала вроде как бы женой бывшего офицера-колчаковца. Это сожительство, однако, не изменило убеждений той и другого. Ильич всю жизнь оставался внутренним диссидентом. Он сдерживал свое обещание, данное в красноярском суде. Он никогда не совершал поступков против Советской власти, трудился честно, не подличал, но на сторону Советской власти так и не стал.

Когда началась война, Ильич готов был пойти на фронт, защищать Россию. Но возраст уже был не тот. Зато он честно работал в тылу. Мой поступок – добровольный уход на фронт – он одобрил. Всю войну он прожил рядом с моими родителями. Они поддерживали друг друга.

Похоронив свою партийную сожительницу, Ильич предоставил кров своему племяннику – сыну репрессированного Советской властью брата, революционного матроса-большевика Михаила Ильича. Племянник Валентин Михайлович Ушаков и похоронил своего дядю – бывшего белогвардейского офицера, штабс-капитана, на подмосковном Ивантеевском кладбище. Провожали в последний путь Ивана Ильича и мой Отец, и мои братья, и я. Случилось это летом 1959 года.