Большую часть своей трудовой жизни он проработал в колхозе, и всю реорганизацию сельского хозяйства в пятидесятые годы с ее первыми результатами он оценивал на фоне познанного им опыта колхозной организации производства и всей колхозной жизни. Колхозный агроном доказал мне тогда преимущества этой организации и ошибочность и вред поспешных, необдуманных преобразований и особенно внедрения новых принципов нормирования труда и расчетов. Он объяснил мне, что существующие в совхозах нормы и расценки произвольны и неадекватны затратам человеческого труда, и поэтому они не могут эффективно стимулировать повышение производительности труда. Содержание же колхозного трудодня складывалось на основе многолетнего опыта нормирования человеческих возможностей и обязанностей в конкретных условиях каждого данного колхоза. Но эти нормы не только согласовывались с естественными условиями и технической и энерговооруженностью колхоза, но и осознаны, усвоены, а потому знакомы каждому рядовому колхознику. Их выполнение и реализация при расчетах легко могли быть проверяемы даже не очень грамотными тружениками. Мой собеседник убедил меня в том, что трудодень как единицу нормирования не только нельзя было ликвидировать в колхозах, но и в том, что его интерпретация и внедрение в планово-экономическую организацию совхозов могли бы способствовать более эффективному росту производительности труда рабочих. Мне удивительно тогда было слушать эти откровения умного человека и опытного агронома-экономиста. Я до него уже усвоил по команде бесспорность перевода колхозного труда на денежный расчет, я уже поверил в то, что это и есть выражение потребностей социалистического прогресса организации труда. А мой собеседник, казалось, доказывает мне обратное. Но потом я успокоился. Колхозный агроном не выступал против требуемого самой жизнью совершенствования производственных экономических отношений и в системе колхозов, и в системе совхозов. Он только был уверен в том, что этого нельзя было решить, бездумно ломая то, что далеко не исчерпало своих возможностей. Он доказал мне это на примере нерентабельных совхозов и исправных колхозов здешнего Медыгоринского района. А очень скоро я и сам увидел такой пример. Мне пришлось побывать в деревне Федоровке, где работали студенты Филологического факультета. В этой деревне сохранился колхоз. Им руководил брат заведующего нашим Ново-Николаевским отделением Тенизовского совхоза Кузьмы Лешукова. Колхоз этот не был самым передовым в области, но был достаточно прочным и устойчивым и по состоянию своих производительных сил, и по экономическим показателям. У него не было долгов перед государством, а колхозники получали справедливое вознаграждение по труду, которое обеспечивало им достаточно высокий прожиточный минимум. В трудных условиях неурожайного 1957 года Федоровский колхоз выполнил весь цикл уборочных работ, выполнил свои обязательства и обеспечил себя семенным фондом для будущего урожая. А Тенизовский совхоз в тот же год, в тех же условиях погоды оказался в убытке, а зерно, на семена засыпанное сверх всяких норм в небольшое зернохранилище Ново-Николаевского отделения, к весне из-за отсутствия надлежащих условий не только потеряло свои семенные, но и просто товарные кондиции. Такова тогда, в 1957 году была реальная правда. Прав был мой знакомый колхозный агроном в том, что нельзя было так бездумно спешить с реорганизацией колхозного сельского хозяйства, сводя ее к формальной перестройке во имя досрочного выполнения очередного партийно-политического призыва, не подкрепляя ее посильными мерами увеличения капитальных вложений и материально-технического оснащения производства. Многие реорганизованные, упраздненные и укрупненные хозяйства тогда, в начале пятидесятых годов при их сохранении могли бы дать государству гораздо больше, чем оно получило в результате проведенной реформы.
Наш колхоз «Красный путь», будучи присоединен к колхозу «Гигант», прекратил свое двадцатилетнее существование в начале пятидесятых годов. Некоторое время он еще функционировал на положении бригады. Но с этого времени начался окончательный уход оставшихся еще к тому времени жителей деревни в разные места: во Мценск, в Орел, Тулу и Москву. Как правило, вдовы-матери переезжали на новое место жительства к своим детям.
Деревня Левыкино отслужила свое, как и многие другие, и теперь она была не нужна государству. Она не интересовала и руководство колхоза «Гигант». Он ведь находился в Спасском-Лутовиново, по другую сторону железной дороги, и оно не имело возможности осуществлять постоянное оперативное руководство этой далекой бригадой. Не было телефона, о радиосвязи тогда еще и не мечтали. До конца пятидесятых не подавалось в сторону нашей деревни и электричество. Видимо, «Гигант» очень скоро отказался от своего патроната, и то место, где когда-то под крышами яблоневых садов стояла наша деревня, было передано пригородному мцеяскому откормочному совхозу «Волковский».