Державю. Россия в очерках и кинорецензиях

Нет, фестиваль славный, нужный, интересный — но его губит категория «А». Та самая, о которой принято столь усердно звонить и смысл которой — столь усердно скрывать, особенно от башляющего Министерства финансов. «А» — это добровольное обязательство не брать в конкурс уже где-то показанные фильмы. «А» — это не только Канн и Венеция, но и, между прочим, «Кинотавр» при всей разнице претензий. Козырять разрядом «А» — это все равно как бахвалиться, что в отборочных играх футбольного чемпионата нам досталась подгруппа «А», а не какая-то заштатная «С». Но козыряют все равно: стоило автору год назад честно и в подробностях расписать для канала «Культура» обстоятельства классификации «А» — все его подробности ушли в корзину, а пафосный девичий голосок сообщил от себя: «К концу шестидесятых ММКФ завоевал такой авторитет, что Международная федерация фестивалей присвоила ему рейтинг “А”». На счастье Москвы, в мире нет надзорных федераций, раздающих фестивалям рейтинги по мере роста трудноизмеримого авторитета. Случись такое — градация ММКФ скрывалась бы от публики, как национальный военный бюджет. От президента и министра финансов — в особенности.

Для Москвы зарок составлять конкурс только из нового кино губителен: трудно представить режиссера, в здравом уме отдающего на что-то претендующий фильм в московский конкурс (Михалков не давал ни разу). На фестивале есть смысл ходить на ретроспективы, спецпоказы, внеконкурсные программы — но для этого вполне достаточно рейтинга «В».

Нет, это не наш путь.

Знак «А» давно превратился в потертую, блеклую, свалявшуюся, но все равно любимую цацку государства. Это — витрина, фасад, апофеоз, выставка несуществующих достижений. Уже одно то, что показы проходят в «Октябре», где удобно показывать, а открытие и закрытие — в «Пушкинском», где удобно рассылать воздушные поцелуи и номенклатурно обниматься, говорит о фестивале все. Дело — там, в неприветливом бункере. Гулянка, которая гораздо важнее дела, — здесь, на эспланаде. Для дела категория «В» адекватней. Для помпезной пьянки она убийственна: что, собственно, празднуем?

Фестиваль «А» позволяет прислать ему приветствие с фотографией в каталог (перед Михалковым и Лужковым) и не выглядеть при этом глупо. Фестиваль «А» позволяет посидеть ладком с предынфарктными звездами своего детства и даже сделать комплимент хорошо сохранившейся французской старушке (французские старушки — самый малопортящийся продукт в мире, знаем и аплодируем). Фестиваль «А» согревает лепотой благотворительности в адрес большого и нерентабельного искусства. Наконец, «А» просто создает иллюзию движения, бурления, общественной жизни на подмандатной территории. В конце концов, немцы в оккупированном Киеве запускали на стадионе «Динамо» футбольные турниры именно с этой целью, а не для демонстрации преимуществ арийского футбола. Они и сами понимали, что спущенная с цепи под псевдонимом «Старт» команда мастеров киевского «Динамо» порвет все эти сборные оккупационных контингентов в мелкие лоскуты — как и случилось в дальнейшем. Эффект затея имела небольшой, наши все равно взяли Киев через пятнадцать месяцев после первого матча — но благородство досуговых помыслов запечатлелось в истории.

Справедливости ради следует признать, что первостепенная задача всех фестивалей — двигать киноискусство — исполнена, и двигать киноискусство больше некуда. За сто лет своего существования кино вошло в ранг старого искусства, в котором все вершины достигнуты, пики покорены и дороги исхожены. Так же, как современный арт вот уже восемьдесят лет забил на живопись и ваяние и ищет новизны в эстетическом хулиганстве, чудовищной многозначительности и смежных областях потребительского дизайна — в мировом кино передовая сегодня проходит по резервации соцреализма (Кен Лоуч, братья Дарденны), в зоне экспериментов маргинальной психопатологии (Михаэль Ханеке, Ларс фон Триер, иногда Балабанов) или постмодернистских трэш-пазлов Тарантино. Первой дорожкой мы уже ходили — на вторую и третью в силу торжествующей в стране мелкобуржуазности не свернем никогда. По репертуару нашему фестивалю суждено быть именно буржуазным — но без эффектного лоска послевоенного Канна. Нам ближе нечто зажиточно-кулацкое с креном в православную чудесатость и меланхолическое разочарование. Словом, если бы Феллини сегодня воскрес и отправил в наш конкурс чудесатый, разочарованный и очень старый фильм «8 ½», он победил бы с большой помпой.

Исполняющий обязанности Л. Ильичева Владислав Сурков лично хлопал бы из партера.

В мире бы эту победу никто не заметил — так ее и тогда никто не заметил.

Один злой Феллини сказал, что советское руководство похоже на мафию: дедушки в черных пальто разговаривают вполголоса и целуются.

Мечтай о великом

«Выпускник» Майка Николса / «Курьер» Карена Шахназарова