– Тай-младший говорит, что фотография бывшей жены на столе не слишком способствует личной жизни.
– Я… даже не знаю, что и сказать. – Личной жизни? Интересно, встречается ли он с кем-то.
– Уверен, у тебя полно разведенных знакомых. Им ты что говоришь?
– Давно это случилось?
– Десять лет назад. Она вышла замуж во второй раз, живет недалеко от меня. Мы даже в одну церковь ходим. – Он усмехается.
– Хм-м. Что, Бирмингем такой тесный?
– Нет, но она по-прежнему близкий мне человек. Иногда даже Рождество отмечаем вместе, обеими семьями.
Тай в своем духе, думаю я. Если он дружит с бывшей женой, то, похоже, за эти годы не слишком изменился. А я когда-то принимала его добродушие за глупость…
– Ну ладно, хватит обо мне. – Он берет меня за руку. – Я рад тебя видеть, Сивил. Даже не сразу поверил, когда получил твое письмо. Мама все рассказала мне про вас с Энн.
– Она как раз окончила колледж. Думает, чем заниматься дальше.
– А как ты сама?
– Ничего особенного.
– Спасаешь жизни, проводя операции. Публикуешься в медицинских журналах. Уверен, материнство – не единственное твое достижение.
Я высвобождаю ладонь.
– Прости. Что-то не то ляпнул?
– Нет, ничего. – Опускаю взгляд.
– Я имел в виду, что тебе точно есть о чем рассказать.
Но я ничего не рассказываю – не хочу фальши. Я здесь не для того, чтобы наверстывать сорок упущенных лет. По правде сказать, я сама не знаю, зачем приехала, но уж явно не для досужих бесед. Может, Алиша попала в точку. Может, все это – один большой марафон извинений.
Он осторожно пытается возобновить разговор, задает вопросы о работе. Спрашивает меня о Мемфисе, о том, как справляется мама после папиной смерти.
– Ты не приехал на похороны, – замечаю я.
– Не смог, – отвечает он. – У нас с женой тогда были проблемы. Тяжелый период.
– Я искала тебя. Твои родители приезжали.
Неожиданно он произносит:
– Сивил, я совру, если скажу, что думал о тебе все эти сорок лет. Я любил жену. Я добросовестно пытался построить семью. По разным причинам не срослось. Но, если честно, сейчас я смотрю на тебя и в памяти многое воскресает.
Не могу поверить, как резко разговор свернул в это русло. Господи, да мы же у него в кабинете! Нет ни романтической музыки, ни приглушенного света, ни вина, которое поможет расслабиться, развяжет язык. Тай снова берет меня за руку, и по ней пробегает дрожь. Я здоровая женщина. Не считая чуть повышенного давления, меня, слава богу, почти не беспокоят никакие недуги. Но я давно решила, что в жизни буду руководствоваться голосом разума, и плотские желания отодвинула на второй план. Не так уж сложно забыть о своем теле, когда все внимание направлено на физическое состояние пациентов.
– Когда ты уехала, я долго ждал твоего звонка, – продолжает он. – Думал, ты вернешься домой, мы случайно встретимся в городе и наконец-то поговорим. Но ты не приезжала даже в каникулы. Я разговаривал с твоим отцом. Знаю, что родители сами ездили к тебе в Нэшвилл, если хотели повидаться. А когда ты все-таки их навестила, я слишком поздно узнал об этом.
– Тебя послушать, так я прямо участница программы по защите свидетелей. Не так уж все было серьезно, Тай.
– Что было несерьезно? Наши с тобой отношения?
– Я… я не могла. – Мне хочется снова выдернуть руку, но я сдерживаюсь. Тай крепко сжимает мои пальцы. Очевидно, этого разговора никак не избежать.
– Ты хотя бы вспоминала обо мне? – спрашивает он тихо.
– Да.
– Почему тогда не звонила?
– Прошло сорок лет, Тай. Ты допрашиваешь меня, словно все было вчера. К чему сейчас эти вопросы? – Мысленно я признаю, что рана уже не затянется.
– Так не работает. Нельзя стереть прошлое. Нельзя притвориться, будто чего-то никогда не было.
– По-твоему, я не знаю?
Он смотрит мне в глаза:
– Ты рассказывала кому-нибудь, Сивил?
– О чем?
– Не придуривайся. Ты думаешь о нашем ребенке?
Разве смогу я забыть, как забралась тогда на койку, как меня терзали инструментами? Это воспоминание преследует меня и сейчас.
– Ты тогда замкнулась в себе, Сивил. Я переживал, когда узнал, что ты не вышла замуж.
Я пытаюсь представить, скольким женщинам удается вот так замкнуть круг – спустя сорок лет обсудить с отцом нерожденного ребенка незапланированную беременность.
– Нет, я никому не рассказывала, – шепчу я. – А ты?
Он кивает:
– Конечно. Жене говорил.
– Это касалось только нас с тобой, Тай.
– Согласен. Но это не тот секрет, который нужно хранить по гроб жизни. Сивил, как же ты ни с кем им не поделилась?
Я пожимаю плечами, но глаза предательски увлажняются. В кабинете у Тая, под флуоресцентными лампами, я, не скрывая боли, начинаю плакать – и чувствую себя одной из его студенток. Он подает мне платок.
– Сивил. Сивил.
Я неловко промокаю лицо. Мы не пытаемся друг друга обнять, и я благодарна, что он меня не тревожит. Я позволяю себе отдаться сожалению. Слишком глубокому. Слишком.
20