– Как вы увидите, – продолжал Лу, – часть 37 статьи 130 гласит, что использование на людях экспериментальных лекарств, не одобренных Санитарным надзором, возможно только с согласия пациентов на участие в клиническом испытании. В восьмой части этой статьи согласие определяется как ситуация, в которой… – Лу опустил взгляд на свои записи и зачитал: – «субъект является правомочным, не находится под принуждением и способен сделать свободный выбор, а также надлежащим образом ознакомлен с актуальной информацией об экспериментальном лекарстве».
– Я умею читать, мистер Фельдман.
– Разумеется, ваша честь.
Адвокат защиты встал:
– Ваша честь, «Депо-Провера» явно не применялся в целях эксперимента. Это одобренный противозачаточный препарат.
– Он не был одобрен Санитарным надзором, – возразил Лу.
– Его использовали не в рамках клинического испытания. Правительство США никогда бы этого не позволило, тем более когда речь идет о несовершеннолетних.
– Господа, прошу вас сесть. У вас будет возможность выступить в свое время. Мистер Фельдман, вы утверждаете, что «Депо-Провера» нанес вред здоровью истцов?
– Ваша честь, препарат появился на рынке недавно. Его долгосрочное влияние на здоровье людей пока неизвестно. Однако мы знаем, что он может вызывать рак у лабораторных животных.
– Мистер Фельдман, я спрашиваю, могут ли истцы заявить, что им де-факто навредил препарат.
– Нет, ваша честь, пока мы не можем это утверждать.
– Благодарю, мистер Фельдман.
Я вспомнила, как вводила иглу в плечо Индии. Она не могла ничего сказать. Не могла воспротивиться. Она просто доверилась мне. Мысли о том единственном уколе мучили меня до сих пор. Да, тогда я почти ничего не знала о препарате, но обязана была знать все детали. Как медику мне надлежит обладать информацией, недоступной для людей вроде Уильямсов. Я могла бы с тем же успехом приземлиться из космоса и всучить им какую-нибудь чудодейственную пищу, пообещав, что она спасет им жизнь. И они бы съели ее, поскольку я, хоть и марсианка, внешне похожа на них. В зале суда на меня в тысячный раз обрушилось осознание масштабов моей ошибки, всей глубины промаха. Я должна была расспросить миссис Сигер об этом новом, не известном мне препарате, прежде чем колоть его одиннадцатилетнему ребенку. Неведение не освобождает от ответственности. Я обязана была знать. Меня обучали спрашивать и разбираться.
– Ваша честь, я хочу представить суду документ номер три: регламент Санитарного надзора, посвященный гормональным контрацептивам. Истцов не ознакомили с письменным описанием побочных эффектов.
Адвокат защиты снова встал с места:
– Ваша честь, истцы подписали бланки согласия, в которых сформулированы все надлежащие замечания и предупреждения.
– Ваша честь, – парировал Лу, – руководство трех алабамских клиник дало письменные показания, в которых утверждается, что в этих учреждениях не было обязательной процедуры предоставления ознакомительных документов. Обвинение полагает, что особенно широко экспериментальные лекарства применяются в тех случаях, когда пациентов можно квалифицировать как малоимущих.
Я выпрямилась. Показания помогали добыть медсестры. Пока наш вклад ограничивался только этим. Но нам понадобятся и другие свидетели. Информации по трем медицинским учреждениям вряд ли хватит. В Монтгомерской клинике, и мы это знали не понаслышке, о рисках приема «Депо» пациенток предупреждали устно, а то и не предупреждали вообще.
Адвокат защиты фыркнул.
– Ваша честь, перед правительством США все граждане равны. Обвинения в предвзятости против бедных недоказуемы и смехотворны. Не говоря уже о том, что пациенты имели возможность запросить ознакомительные документы.
– Не вижу ничего смехотворного, а насчет доказуемости я бы поспорил.
– Прекратите, пока я не обвинил вас обоих в неуважении к суду. Второго предупреждения не будет.
Запросить документы? Этот человек явно живет в сказочном мире. И как ему хватает наглости говорить, что перед правительством все равны! Видимо, он решил забыть про эксперимент в Таскиги.
Я начала понимать стратегию Лу. Сперва он докажет, что в федеральных клиниках пациенткам давали «Депо» без информированного согласия. Затем перейдет к проблеме стерилизаций и продемонстрирует, что это лишь часть глобальной системы злоупотреблений.
План мне понравился. Но Лу придется обосновать свои доводы перед судом, и я уже с уверенностью могла сказать, что сделать это будет непросто.
Начался учебный год, а вместе с ним и футбольный сезон. Я всегда любила Сентенниал-хилл в это время. Когда листья желтели, на плитах томились персики, а во дворах расцветали камелии, город становился невероятно красивым. Люди сидели на верандах и махали проезжающим мимо машинам. Мужчины в шляпах неторопливо шли в магазин за колой. Из фургонов с мороженым звучала музыка. Дети на улицах играли в стикбол[33]. Почтальон, помня, что ты ждешь вестей от приболевшей кузины, стучался в дверь и отдавал письмо лично в руки. Для всего мира Монтгомери был колыбелью Юга. Для меня он был домом.